На одно из свиданий я надел негодные очки, державшиеся на моих больших ушах на честном слове.
При входе в «комнату для визитов» дуболом, как и положено, меня обыскал и пометил в журнале, что на арестанте были надеты очки, а в кармане – три талона на фотографирование (одна фотка – один доллар).
По секретной договоренности с навещавшей меня близкой подругой Галкой Гольдберг, она вошла в зал, надев на свой очаровательный носик новые очки, предназначавшиеся для меня.
По какой-то глупой инструкции присылать очки с воли несколько лет назад запретили. Поэтому за месяц до свидания я списался с моими друзьями – Гариком и Леней Юсимами, владельцами одного из магазинов «Оптика» неподалеку от Брайтона. У них сохранились мои рецепты, и они без труда изготовили мне новые очки. Какой-то повышенной прочности и легкости. Более того – хамелеоны.
Во время двухчасового «визита», в порыве задушевного разговора контрабандисты на счет «раз» сдвинули очки с глаз на голову, на счет «два» сняли, на счет «три» положили их перед собой на пластмассовый столик. Вместе с яблочным соком, йогуртом и нездоровым гамбургером из «вендинг-машины»[677].
Остальное было делом техники. На счет «четыре» очки поменялись местами, хотя по-прежнему оставались лежать на столе. На счет «пять» японское титановое чудо оказалось на моем лице, а побитый тюрьмой «инвалид» – на отважной сообщнице.
На самом деле мы здорово рисковали.
Невинные очки в данном конкретном случае считались такой же серьезной контрабандой, как и наркотики, алкоголь или мобильные телефоны. Со всеми вытекающими последствиями и наказанием по полной программе.
Через несколько месяцев после того случая очешная халява закончилась. Менты засекли одного «шлемазла»[678], пытавшегося поменять одни очки на другие. Зэка арестовали, против его брата открыли уголовное дело, а в описи «входящего-выходящего» имущества ввели графу «производитель»…
…Несомненно, отдельного «уважительного» слова заслуживала тюремная стоматология.
Как и все остальное в форт-фиксовской больничке, «зубной кабинет» представлял собой печальное зрелище. Два старинных потрепанных кресла, две древние бормашины, два стеклянных шкафчика для причиндалов.
Один к одному – мой школьный медпункт. Не хватало лишь какого-нибудь самодельного санбюллетеня типа «Осторожно, кариес!» и переходящего вымпела от горздравотдела.
В социалистические декорации абсолютно органично вписывался тюремный дантист и его боевая помощница, появлявшиеся у нас на Южной стороне полтора дня в неделю. Он – румын, она – албанка. Представители стран бывшей народной демократии. Оба – предпенсионного возраста и говорившие на очень понятном «Immigrant English»