— А ты кто таков? — ткнул в него черенком трубки проезжий, и глаза его вспыхнули. — Откуда знаешь?
Но тут из-за стола неожиданно вскочил сибирский купец и потянулся к старику.
— Батюшка, вот где довелось нам увидеться! — он обнял деда и заговорил: — Ведомо на всем Камне, кто он! Литейщик Швецов, сподвижник Павла Петровича Аносова. Они вместях тайну булата открыли.
Чернявый смутился, заюлил и поспешил отодвинуться в тень.
— Вот видишь, как! — весело сказал купец: — Ты байку врал, а тебя добрый человек на слове поймал!
— За что купил, за то и продаю! — хмуро отозвался чернявый.
— Купил дрянь, а за драгоценное хочешь сбыть! — сурово перебил Швецов. Величавый и строгий, оглядывал он проезжих ясными, умными глазами. — Из Дамаска, сказываешь, добыл булат, а того не знаешь, сколько труда и хлопот он стоил Павлу Петровичу! Русским разумом добыт булат, вот что, сударь! И поклеп нечего взводить. Слава богу, мы еще сильны и разумом не обойдены!
— Ух, и верно вымолвил! — засмеялся сибиряк. — К нам ходят вынюхивают лучшее, а потом за свое выдают.
— А коли так, зачем слушали? — спросил рассказчик.
— А любопытно дознаться, что за человек с нами, из чьего гнезда сюда залетела кукушка? Да и что робить в такую ночку, как не байки слушать? Все бока пролежишь!
— Не нашего поля ягодка! — осторожно вставил заводский приказчик и покосился на чернявого. — Птица узнается по полету, а человек — по ухваткам.
Проезжий отошел к скамье, важно развалился и сказал с насмешкой:
— Ты, борода, поосторожнее. Я тебе не мужик!
— Кто же ты? И как ты, белая ворона, сюда залетел? — раздраженно выкрикнул сибирский купец.
— Я не белая ворона, сударь! — сказал, поднимаясь, чернявый. — Я подданный его величества короля английского!
— Что-то обличьем и на англичанина не похож. На аглицких хозяев, сукин сын, работаешь! — хмыкнул сибиряк, сжал тяжелые кулаки и угрожающе пошел на противника.
Тот проворно отступил и юркнул за дверь.
В доме стало тихо.
— Куда подевался он? — тревожно спросил Швецов.
— Ищи теперь ветра в поле! — угрюмо ответил купец. — Мы-то уши развесили… А теперь был, и нет… Эх, сколько всякой нечисти присосалось к русскому телу! — Он поскреб затылок и закончил огорченно: — Проворонили краснобая, а теперь только и осталось — ложись да спи.
— Гаси, ребята, лучину.
Спустя минуту в горнице стало темно и тихо.