Ты плыви ко мне против течения (Бахревский) - страница 124

Он ушел на огороды, в затишье, сел на завалинку. Ему было горько. Школа, в которой он теперь учился, была самая большая по сравнению с прежними школами, но и самая неинтересная. Учителя учили по учебникам, от себя ничего не рассказывали, библиотека маленькая, о том, что они пионеры, никто ни разу не вспомнил. Но Евгеша считал себя настоящим пионером, настоящим другом Тимура. Евгеша никогда не врал, заступался за маленьких, мечтал о таком деле, чтобы делать его не для себя, не для мамы и даже не для школы, а для Родины. И вот, вместо того чтобы помогать Родине, он вредил ей. Коли бабушка бегает на дорогу, значит, боится власти, а власть-то не какая-нибудь царская, а своя.

Галстуков никто в школе не носил, но Евгеша на все праздники надевал свой галстук, сам его гладил, повязать просил маму, чтоб не комом узел был.

«Теперь я галстук уж больше не надену, – сказал себе Евгеша, – не достоин».

На лицо ему села снежинка. Он поглядел на небо и увидал, что оно медленно-медленно опускается на землю.

– Зима, – сказал Евгеша.

Зима была для него такой же радостью, как весна, лето или осень. Такой же большой. Но сама радость была другая. Всегда другая.

Прилетала весна, и Евгеша, теряя под ногами землю, тоже летал. Его несло в лес, чтобы там, перескакивая с кочки на кочку, дотрагиваться до оживших, наполненных соком и радостью деревьев. Он оглашенно торопился к первым травам, к первым цветам, чтобы всех их увидать, чтобы каждой травинке, каждому цветку, как приехавшему издалека другу, сказать: «Здравствуй!»

Летом его тянуло в луга и к старым прудам, где жили прекрасные, тоненькие, как иголочки, стрекозы.

Осенью Евгеша больше всего на свете любил осень: кованные из чугуна и золота дубы, пламя осин и, конечно, березы. Он любил запах опавших листьев, их шорох. И те мгновения, когда лес замирал, как замирают люди перед огромной радостью или бедой – одинаково. И всегда эту тишину обрывал сорвавшийся где-то листок. На весь лес было слышно, как летит он, ударяясь о ветки, о листья, как долго летит, оттягивая миг удара и успокоения.

Зимы Евгеша страшился. Зима – это холод и часто голод. Это мороз, это снег – все неживое, все противное жизни.

Но когда вымученная ненастьем земля преображалась вдруг, наполняя мир светом, Евгеша затаивался, как мышонок, и ждал чуда. Ждал сказки наяву. Зима не обманывала его надежды. Она сверкала снегами, она манила на реку, на лед, под которым жила, билась, как бьется кровь в жилах, спасительная вода.

– Ступай домой – замерзнешь! – Это бабушка нашла его.

Евгеша знал: она пуганая ворона, всего боится и всем не доверяет, даже внукам.