К Ковыряловым зашла мама.
– Женя, ужинать! – позвала она сына.
– Иду! Последний кон! – Евгеша кричал сам и кончил. – Кончил! Все-таки кончил! – радовался он, проверяя бочоночки и высыпая на ладонь деньги.
– Обманули дурака на четыре кулака! – задрыгал вдруг ногами Венька.
Колька тоже повалился рядом, заходясь в гаденьком мелком смешке.
– Мы… бочоночки… обратно в мешок… кидали! – хохотал Венька. – Ну, лопух! Ну, лопушок!
Кровь бросилась Евгеше в лицо. Оглянулся, схватил железную кочергу.
– Ты чего? Ты чего? – заскреб ногами по полу Венька, пытаясь уползти в сторону.
Евгеша поставил кочергу на место и вышел, вежливо притворив за собой дверь.
– Психованный! – заорал ему в спину Колька.
Каникулы! Свобода! Ты полный хозяин своего дня.
Колька ладит самокат. Треугольная рама на трех коньках, а впереди – руль, тоже с коньком. Гора начинается от Колькиного дома. Дорога идет под уклон, до самой реки. У всех самокаты, а у Евгеши нет. Он не завидует ребятам. Он сидит с зеркальцем на задворках. Ловит солнце и посылает его во все концы. Как знать, может, этот луч долетит до Северного полюса. Бредет полярник по сугробам во тьме полярной ночи. Ему тяжело. Впору лечь. И вдруг – лучик! Прыг на один сугроб, прыг на другой! И высветил засыпанное снегом зимовье. Полярник обрадовался и лезет по сугробам из последних сил.
«Все это выдумки! – осаживает себя Евгеша. – А что, если?..»
Сердце колотится, и, чтобы не выдать себя раньше времени, он принимается пускать зайчики на вершину березы, на трубу, на снежные бугорки… И вдруг вскочил, выставил перед собой руку с зеркальцем, прошептал:
– Зима, зима! Поглядись! Красотой своей подивись!
Евгеша стал отводить руку в сторону, чтобы увидать отражение в зеркальце, разглядеть лицо Зимы. Но Зима не показалась – разгадала Евгешину хитрость. Тогда он отнес зеркальце домой и пошел на гору.
– Колька, дай прокатиться! – попросил он самокат.
– Прокатись, – согласился Колька.
Евгеша лег на раму, взялся за руль, самокат толкнули. Дорога нехотя скользнула под самокат, но тотчас развеселилась, понесла. Руль дрожал и прыгал: он был чу́ток ко всем неровностям дороги, и Евгеша держал его намертво.
Земля навстречу уже не бежала, а летела, брызжа в лицо срывавшимися из-под рулевого конька льдинками.
«А что, если машина?! – с ужасом подумал Евгеша. – Можно свернуть в снег… Только на такой скорости костей потом не соберешь».
Пролетев по воздуху на выбоине, самокат покатил по ровному месту. Здесь надо было выбирать: или сворачивать налево, на дорогу, или ехать прямо, по снежной целине.