Ты плыви ко мне против течения (Бахревский) - страница 127

Евгеша поехал прямо, и самокат сразу же потерял скорость и замер над рекой.

На другом берегу в синей дымке вечера стояли голубые, в инее, березы. Они в очередь спускались с высокого противоположного холма к реке, словно по воду шли. И впереди, в самом пышном наряде, первая среди них красавица.

«А во лбу звезда горит»! – вспомнил Евгеша и вдруг увидел, что и впрямь над березой сверкает большая светлая звезда.

Евгеша потащил самокат на гору.

– Чего так долго? – рассердился Колька, и Евгеша понял, что второй раз ему сегодня не прокатиться, но Колька был нынче добрый: – Разгоняй, вместе поедем.

Двоих самокат несет еще быстрее.

Евгеша был впереди, и ветер бил его нещадно, и вдруг внизу на дороге сверкнули фары.

– Колька! – закричал Евгеша. – Машина!

– Вижу! Успеем.

Евгеша следил за фарами, и ему казалось, что они щупают землю слишком быстро.

– У меня глаз алмаз! – сказал Колька.

Самокат стоял забившись в снег, и мимо них выруливала на поворот фронтовая легковушка.

– Твоя тетка! – узнал Колька. – Айда!

Колька подхватил самокат и побежал на гору.

Евгеша тоже сначала побежал, но потом остановился. Постоял и пошел в другую сторону.

Он прыгнул на нависший над берегом пуховик снега и съехал в обвале на реку.

Было ясно и покойно.

– Снегурочка, явись! – прошептал Евгеша и посмотрел на березу, над которой стояла тихая звезда.

…Он обрадовался, что машины возле дома нет.

– Господи! Где это ты так вывалялся? – всплеснула руками бабушка.

Мама ничего не сказала, и Евгеша приободрился.

– Там!

– Ты еще и дерзить! – насупилась бабушка.

Но мама опять ничего не сказала.

Евгеша сел к столу.

– Вот нам за труды. – Мама подвинула к Евгеше новенькую, незнакомую еще купюру.

– «Двадцать пять рублей», – прочитал он.

– Ну и Марина! – засмеялась мама.

Невеселый это был смех.


Про великанов набрехали.

Колька в каникулы на экскурсию в Москву ездил с классом. В зоопарк они ходили, и там над ними смеялись, когда про великанов стали спрашивать.

Мама Евгешу в Москву не пустила – побоялась. Он ничего, стерпел. А вот великанов ему было до слёз жалко. Слезы закапали оттого, что все так хорошо вышло: никто не сажал великанов в клетку. Но стоило Евгеше подумать о том, что великанов нет на земле, совсем нет, как слезы у него сами по себе катились. Он понимал: глупо реветь, даже смог засмеяться над собой, а слезы все равно лились.

И стал Евгеша, чтобы не думать про великанов, на улице пропадать.

Пошел однажды на речку – пещеру в снежных утесах строить. Пошел с солнышком – вернулся со звездами. Он влетел в комнату, чтобы с порога попросить прощения: загулялся, но ведь так хорошо было, – влетел и замер. За столом сидели высокий черноволосый человек в кителе военного летчика и Вера. Она положила голову летчику на погон. Евгеша таращился всего секунду, но успел заметить: в глазах Веры стояли слезы. Стояли, не проливались.