Ты плыви ко мне против течения (Бахревский) - страница 131

И вот я тянусь к ягоде губами. Ягод столько – не оборвать! Взял одну в рот, но не спешил надкусить.

По небу стремительно катилась фиолетовая туча.

«Он раздавил ягоду, и гортань его наполнилась соком, сладким и крепким, как вино».

Вот так будет начинаться моя эпопея о временах и народах.

«Он» ягоду раскусил, а я все еще не собрался.

– Нет, пора! Пора садиться за эпопею! – сказал я твердо и посмотрел на небо со вниманием.

За лесом с бочки слетели обручи.

Пора было удирать домой, но я, превозмогая страх перед стихией, сделал два десятка шагов в глубь леса и только тогда повернул назад. И увидал мохнатый цветок.

«Он увидал неведомый цветок», – пропело во мне, и тотчас небо треснуло, зазвенело и рассыпалось, как витрина универмага.

– Ого! – сказал я, бодрясь и глядя на деревья, которые были поблизости.

Хорошо, что сосны растут поодаль, они выше берез, им должно от грозы достаться.

– Молния ударила в прекрасную сосну-великан, – произнес я фразу из будущей эпопеи и наклонился над мохнатым чудищем.

Оно было темно-свекольного цвета, но что-то оранжевое зрело в его сердцевине.

У-гу-гу-ух! – прокатилось по небу от края до края, стена дождя выросла над поляной и в следующее мгновение с шелестами и шорохами опрокинулась на лес.

Я пошел к дому, поглядывая, как все ближе и ближе сверкают молнии, плечами отстраняя холодок, который льнул к спине после каждого удара не знающего меры грома.

«Стрела молнии ударилась в землю у его ног. Он замер в удивлении и не услышал грома, потрясшего небо и землю».

А внутри, в моей собственной бездне, сиял ледяной, светящийся белым огнем кристалл: «Не посмеет в меня!» Ведь то предназначение, которого ради я появился на свет, я, а не кто-нибудь другой, то дело, к которому готовлю себя всю жизнь, не то чтобы не сделано, но даже и не начато. Ни одного настоящего и начала-то нет!

Подгоняемый рыком уходящей грозы, я вбежал в дом.

Тетя Сима, скрючившись, лежала под кроватью.

– Что с вами?! – спросил я.

Она отвела рукой подзоры и выглянула:

– Гроза.

– Гроза, – согласился я.

– Боюсь, – призналась родная тетка.

2

Возле серьезного дома тети Симы, просторного, ухоженного руками Михаила Агафоновича, ютилась игрушечная избушка, чуть больше баньки. Для тепла обмазанная глиной, для красоты побеленная. На двух окошечках занавески, гераньки. Тут жила вдовая сестра Михаила Агафоновича. С дочкой жила. С Маней. Маня уже закончила восьмой класс и все восемь лет шла на «отлично».

Я уж наладился было сбегать на танцульки, но Маня привела поглядеть на студента подружку, соседку и одноклассницу Любу.