Но тут случилось несчастье. Посреди молитвы к нам заглянул один из трех уборщиков и сказал:
– Редл!
Я сразу же вышел, достал из чулана метлу и начал подметать. В дверях появился капо Айнцигер, за ним шарфюрер Редл. Мирно на нас посмотрели и поторопили: «Schnell! Schnell!»
Затем Редл вошел в комнату живых мертвецов. И сразу крикнул, насколько я мог понять по-немецки:
– Кто сюда заходил?
Ответа не последовало. Он вернулся к нам, сгреб меня за грудки, потряс и закричал:
– Bist du dort gewesen?[10]
– Nein. Ich bin nicht. Ich arbeite[11].
Я ожидал пулю в лоб. Но вместо этого они торопливо удалились. Мы продолжали убирать, в ужасе представляя, что будет дальше.
Из той комнаты больше не доносилось ни звука, как будто все сразу умерли. Быстро подошел капо, велел нам прервать уборку и выйти наружу. Готовилась торжественная встреча одному из гитлеровских сподвижников Рудольфу Гессу. Нас всех построили для того, чтобы его приветствовать. В ожидании мы провели целый час.
В комнату ужаса я больше не заходил, не знаю, что было дальше с бедными рабами.
А сейчас, доктор, прошу вас, посмотрите мою рану, похоже, она опять кровоточит. Нет, страха я не чувствую, только боль. Историю доскажу, когда смогу снова говорить.
* * *
К лагерю Маутхаузен относился еще один лагерь, Гузен-1, в нескольких километрах от главного лагеря. Там тоже осталось немало наших костей. Мы строили какую-то дорогу, сначала были проведены земляные работы. А когда подошло время засыпать камень, в лагере начался настоящий мор. Камень мы сами подвозили из каменоломни. В телегу запрягали по десять-двенадцать человек, на груди им закрепляли ремни, наподобие хомута для лошадей, и попарно соединяли крепкой веревкой. Рядом шли капо, по одному с каждой стороны, они подстегивали нас кнутом. Перед колонной повозок на мотоцикле ехал шарфюрер, задавая темп, в котором мы должны были двигаться, что было для нас, разумеется, невыполнимо. Тех, кто падал, убивали на месте, вместо них сразу же запрягали новых заключенных. Пока мы тянули телеги, должны были петь песню «Прилетела птица».
Однажды в пару со мной запрягли Властимира Джуровича из Гучи, который был ослаблен больше других. В пути он шепнул мне, что больше не может выдержать. Я просил его собраться с силами и продержаться до разгрузки, а там чуток передохнет.
– Если выживешь, передай моим, что я сдох, как тягловая скотина, запряженный в телегу, – сказал он мне.
И все-таки он упал. Эсэсовец подошел к нему и выстрелил в голову. Вместо него сразу же запрягли следующего. Властимира бросили в канаву у дороги, где скопилось уже немало убитых. Это произошло накануне дня великомученика святого Георгия, 15 ноября 1944 года. Всего лишь через тридцать дней после того, как нас пригнали с работ по сжиганию трупов на костре в лесу. Каждый вечер, возвращаясь с дорожных работ, мы тащим в телегах не камни, а своих мертвых товарищей. А потом на плечах относим их к костру.