И царевен из разных стран.
Есть которая красива и статна,
Слово выронит — на ум глупа.
Есть которая умом сверстна,
Статью-ростом — глянь на поступь: не статна.
Ай да, Солнце ты Красное
Володимир Святославович,
Не за морьями морянскими,
Не за горьями горянскими,
Есть рядом, под Киевом,
Красота несказанная —
В мире не было и нет нигде такой,
И не будет до скончанья веков!
Вот была бы княгиня тебе,
Вот бы нам её звать-величать
Государыней-матушкой:
Умом-разумом она сверстна,
Красотою несказанною дивна,
Статью женскою степенна и статна,
и горазда на всякие дела
Василиса Микулична —
Молода жена Данилина,
Ловчанина-охотничка,
На пирах твоих молчальничка!»
Воскипел Володимир-князь,
Возъярилася неистово душа
На речуги на бесстыдные,
На мыслюхи на Мишуковы:
«Подлый пёс ты, Мишутище!
Низким словом испоганенным
Как посмел ты мне, князю, ветать:
У жива мужа жену отнять?
За неслыхань за невиданную,
За скабрезные измыслы твои
Я велю тебя судить-казнить,
В землю-матушку живьем зарыть!»
А Мишака — изворотлив он:
Злым родился, сам во узах со злом —
Чернобогу злотворному
Возносил заклятье Мороку.
По заклятище-молитве таковой
Сердце, думы Володимиру
Заморочил чёрный Морок Чернобог.
Распалил мечтану княжескую:
В полупьяне да в тумане колдовском
Дивно-дивная возгрезилася
В марной маре-обаяне ему
Ин во всей женской прелести —
Василиса Микулична.
Взволновался дух и разум померк,
Слово гневное застыло в устах:
Непотребству Мишакиному
Ни укора, ни покора больше нет.
Пересмякин сын в ураз пересмекал —
Он на гнусть ту провор-лиховор,
Снова начал подлый свой разговор:
«Ну ин, батюшко Владимир—князь,
Не во зло слово молвлено:
О тебе озабочено!
Погоди меня судить-казнить,
Прикажи слово вымолвить...
Не о том я хочу тебе сказать —
Не жену у живого мужа взять.
Ино я о том хочу речевать,
Нам Данильчишку надо испытать —
Не задумал ли худого чего
Против князя Володимира, тебя?
Что за думу он в себе затаил?
Что за умыслы хмурые унес?
Мы пошлём-ка во‚ поле на луга,
Мы его — на Леванидовы,
Там — ко ключику Гремячему,
Ко колодезю Холодному.
Повелим отловить-поймать
Белогорлицу-пташицу‚
Да орла сизокамского,
Да убить зверя лютого льва.
Белогорлицу — в горницу:
На обед твоей милости!
А орла обучить-посадить
На высокий терем княжеский!
Повелим там Денисьевичу
Шкуру снять со льва убитого,
Принести к тебе во гридницу
Да постлать на кирпичен пол!
Для сторожи вышлем в полюшко
Богатырскую дружинушку.
Ты доверь это дело, князь, мне!»
А вот это Володимиру
Словцо показалося,
Безрассудно полюбилося.
И возрадовался князь, приказал
Наливать чашу хмельную,
Подносить её Мишаточке:
«Будь, Мишаточка, по-твоему!»