Шамиль не верил своим ушам. Только когда толпа отхлынула и человек, стоявший спиной к нему, повернулся, он узнал старого учителя муллу Нура.
Шамиль бросил шашку к его ногам.
— Спасибо, отец, — сказал он, кинув благодарный взгляд на учителя.
— Иди домой, сын мой, — прошептал мулла Нур.
Без шапки, с засученными по локоть рукавами черкески, безоружный, склонив голову, шел Шамиль неторопливо вниз, обходя могильные холмики хунзахского кладбища. За ним, понурив головы, следовали казначей Юнус, каменщик Ахвердиль-Магома и двое раненых мюридов.
Никто не остановил, не тронул безоружных.
Распустив андалалцев и гумбетовцев, повел Гази-Магомед уцелевших койсубулинцев к родным селениям.
Весть о победе хунзахцев над имамом Гази-Магомедом докатилась до Петербурга. За верность России император Николай I пожаловал Абу-Нуцал-хану аварскому Георгиевское знамя с гербом Российской империи, добавив к этой высокой награде солидный куш золотом.
Слух о жестоком побоище в Хунзахе дошел до Ашильты еще до того, как Гази-Магомед свернул лагерь в Ахалчи. Обеспокоенная Залму оседлала коня, подвела его к мужу, говоря:
— Мугад, садись и немедленно поезжай к городу — узнай о сыне, ты видишь, я не нахожу себе места. Если не поедешь, поеду я.
Мугад и сам переживал, хотя внешне старался не показать этого жене.
Не сказав ни слова, он выехал.
— Счастливой дороги! Откуда едешь? Откуда идешь? — спрашивал Мугад каждого путника.
Он старался быстрее проехать мимо, если встречный оказывался не со стороны Хунзаха.
Наконец стали встречаться аскеры.
— Вы не видели Юнуса ашильтинского? — спрашивал он.
— Не знаем такого.
— Неужели не знаете казначея имама?
— Мы в канцелярии не сидели.
Другие, более словоохотливые, отвечали:
— Как не знать, знаем, он, кажется, убит.
— Вы мусульмане или нет, зачем торопитесь сообщить недобрую весть? — сокрушенно говорил Мугад, укоряя неосторожных.
— Ты же спрашиваешь, — недоумевали аскеры.
Когда же ему отвечали, что казначей имама жив, тысячу благодарностей и добрых пожеланий посылал Мугад вослед путнику.
Долго ехал Мугад, не останавливая торопливого коня. Наконец он увидел отряд всадников со знаменем, который, перевалив через хребет, медленно спускался навстречу.
Когда отряд приблизился, Мугад отъехал с дороги, пропуская встречных. Первым узнал его Шамиль.
— Вах! Мугад, куда путь держишь?
Не успел старик ответить, как увидел Юнуса.
— Отец, откуда ты взялся?
Тут обрадованный Мугад приободрился, но, не показывая радости, спокойно произнес:
— Еду в Чалда по делу, — и тронул коня. Не признаваться же при всем народе, что он, старый Мугад, не нашел в себе сил дождаться сына или вести о нем, поехал, как за маленьким, словно Юнус — лучше всех, а Мугад — самый любящий отец…