— Мама, дай мне быстро что-нибудь поесть, я должен уйти.
— Куда же на ночь глядя? Не отпущу тебя.
— Внизу в ущелье лежит Шамиль. Раненый. Говорят, Доного с семьей в Ашильте. Я должен сообщить Пирбудагу.
— Хорошо, сынок, поешь толокно с брынзой — и пойдем вместе.
— Ты не ходи, мама.
— Обязательно пойду, не пущу тебя одного.
Мрак царил в полуразрушенном ауле. Быстро шла старушка, держась за бурку сына.
— Осторожнее, мама.
— Ничего, сынок, у меня ноги как у козы.
Они спустились к мельнице, подошли к сакле Пирбудага, постучали.
— Кто там?
— Это я, муэдзин Ризван.
Старик открыл дверь.
— Входите.
— Заходить не будем, я пришел сообщить тебе, что Шамиль тяжело ранен, я спрятал его в пастушьей норе.
— О аллах! — вздохнув, воскликнул Пирбудаг.
— Мой внук живой! Где он? Веди скорее, — сказала старая Хадижат, накидывая шаль на плечи.
— Мне рассказывали отступники, заглянувшие ко мне на мельницу, как храбро дрался Шамиль. От них я узнал, что он, пронзенный штыком, свалился с кручи, — говорил старик, торопливо следуя за Ризваном.
— Мы искали его всю ночь после боя в этой стороне, но так и не нашли. Подумали, что и его труп, как труп Гази-Магомеда, уволокли за собой гяуры. Они ушли сразу, оставив немного людей с одной пушкой, — говорила Хадижат. — Сегодня днем они вручили первым вернувшимся жителям бумагу на имя старосты. Мы, гимринцы, должны уплатить штраф по шесть рублей с дыма.
— А еще ежегодно по одному рублю с души, — добавила мать Ризвана.
Шамиль был без сознания, что-то бормотал.
— У него жар, — сказал Пирбудаг, ощупав внука.
Хадижат погладила Шамиля:
— Дорогой мой, это я, твоя бабушка.
— Он бредит, не трогай его, — сказал старик и, обратившись к Ризвану, попросил: — Сын мой, как же мы заберем его отсюда? Сходи в село, возьми у кого-нибудь лестницу, позови мужчин.
* * *
Около месяца находился Шамиль между жизнью и смертью. Когда стал поправляться, его привезли в Ашильту, к жене. Там Патимат подарила ему первенца, которого Шамиль, в честь своего любимого учителя устада Джамалуддина-Гусейна казимухского, назвал Джамалуддином.
Когда Шамиль окончательно окреп, он поехал в Балаганы к шейху ярагскому и одновременно проведал вдову Гази-Магомеда, дочь шейха, которая осталась в положении и должна была скоро родить.
— Что же теперь станет с ней? — спросил Шамиль удрученного отца.
— Меньше всего я беспокоюсь за нее, — сказал шейх. — Есть ученый человек из Кадара, который женится на ней сразу, как только она родит. Он усыновит ребенка и увезет ее отсюда, и никто не будет знать, где находится тот, кто родился от имама… Но не этим я озабочен, — продолжал шейх, — начатое дело надо продолжать. Ты, Шамиль, должен вернуться в Гимры.