— Толково, князь, — одобрительно молвил Корзун.
Дружинники, оставшись без доспехов, малость передохнули, перекусили сушеным мясом и сухарями, глотнули из фляжек воды и двинулись дальше — по следам убегавших мокшан.
Внезапно с тонким свистом пропела длинная черная стрела и, пробив подколенную рубаху, вонзилась в правую ногу князя. Василько осел в сугроб, к нему тотчас подбежал Славутка.
— Как же так, княже?!.. Господь с тобой.
— Буде причитать! — морщась от боли, сердито произнес Василько, и указал рукой, в перщатой рукавице, на высокую разлапистую сосну. — Кажись, от нее пускали.
Вои кинулись к сосне. От дерева тянулся глубокий след.
— Догнать, гада! — зло прокричал боярин Корзун.
Впереди всех оказался проворный, длинноногий Лазутка Скитник. Он напродир, не обращая внимания на колючие ветки, кои хлестали по голове и царапали лицо, лез через чащобу.
— Не уйдешь, не уйдешь, погань!
Мокшанин был быстрым и юрким, и всё же Лазутка его настиг. Иноверец бросил в сугроб лук (некогда натягивать тетиву и прикладывать стрелу) и выхватил из коричневых ножен саблю. Но схватка была короткой: Лазутка после второго же удара рассек саблю надвое. Вновь было, взмахнул мечом, но вовремя опомнился: князю понадобится «язык».
Над Васильком, тем временем, склонился войсковой лекарь. Острым ножом распорол кожаные порты, осмотрел кровоточащую рану. Весь наконечник стрелы ушел в мякоть бедра. Лекарь покачал головой.
— Худо дело, князь. Глубоко впилась.
— Так вытаскивай!
— Не вытянется, князь. Надо делать разрез. Будет зело больно. Ох, ты, Господи. Треклятый басурманин…
— Буде болтать. Кромсай, дьявол!
Лекарь, остролицый, с редкой куцей бороденкой, размашисто осенил себя крестом и начал рассекать княжью ногу. Василько не проронил ни слова, лишь заскрежетал зубами.
Вытащив стрелу, лекарь, дабы остановить кровь, присыпал рану каким-то мелким золотистым порошком, а затем натуго перевязал ногу чистой белой тряпицей.
— Добро, не в кость впилась. Бог милостив, княже. Но подниматься нельзя: руда[71] пойдет. Три дня надо лежать.
Пока князю сооружали носилки, боярин Корзун пытал мокшанина.
— Почему мордва петляет? Куда она нас хочет завести?
Но мокшанин лишь сверкал узкими злыми глазами и ничего не хотел рассказывать.
— Говори или примешь смерть.
— Ты сам скоро сдохнешь, шайтан! И твой князь, и все его шакалы. Тьфу!
Мордвин плюнул боярину в лицо. Корзун бешено взмахнул мечом. Затем он ступил к лежавшему на носилках Васильку. Рука его слегка вздрагивала, лицо нервное, возбужденное.
— Ужель вспять пойдем, князь?
— Зачем же вспять… Я уже не ходок, а ты, Неждан, ищи мордву. Они где-то недалече. Найди и уничтожь.