Самуэль набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул через нос:
– Мы все воображаем, что мир вращается вокруг нас. Из-за этого мы забываем о Господе.
– Я должен поговорить с Якобом.
– Я непременно дам вам знать, когда это будет возможно. А до тех пор прошу вас посидеть.
С холодной улыбкой он проводил Томаса в глубину зала и указал ему место в последнем ряду. Сделав это, он повернулся и направился к сцене.
Томас разглядывал собрание, мысленно сомневаясь, что Якоб вообще придет. Кто знает, находится ли он сейчас в «Гефсимании»! В эту минуту раздался тяжелый топот, и в зал толпой ввалились грязные работники в синих комбинезонах. Хотя тут было много свободных мест, эти члены общины молча выстроились по обе стороны зала у стен и остались стоять там, сложив руки.
Под предводительством Самуэля, взявшего в руки гитару, и Осе, которая аккомпанировала ему на электрическом органе, все вместе затянули песню, славя Господа. Томасу показалось, что это был какой-то доморощенный псалом, все содержание которого сводилось к тому, что Бог велик и могуч и они все благодарны, что могут ему служить. Пение псалма с повторяющимся припевом продолжалось минут пять, если не десять, которые Томасу показались целой вечностью. Потом музыка смолкла, все произнесли «Символ веры», и Осе снова взяла несколько аккордов на органе. Тут, как по сигналу, отворилась задняя дверь, и на пороге появилась Биргитта, за ней следовал плотный мужчина в светлых брюках и свободной полотняной рубашке, на которой проступали темные пятна от пота. Мужчина отдувался от жары и платком вытирал лоб. Все собравшиеся встали и встретили его дружными овациями. Томас тоже встал, не потому, что хотел выразить свое почтение, а чтобы получше видеть, кто пришел.
Опираясь на трость, мужчина вперевалку поковылял к сцене. На носу у него были большие солнечные очки с синими стеклами, закрывавшие половину лица. Но Томас узнал его по портрету на обложке книги, которую получил от Виктории. Это был он – тот самый, кого здесь все называли Учителем. Самозваный пастор Якоб Месмер собственной персоной наконец явился.
Якоб Месмер прошествовал по сцене к приготовленному посередине креслу и тяжело опустился на сиденье. Вялым движением руки он помахал собравшимся, которые ответили на это новым взрывом аплодисментов. Затем к собранию обратилась Биргитта, прося всех занять свои места. Томас дольше всех не садился, постояв главным образом для того, чтобы обратить на себя внимание Якоба Месмера. Удалось ему это или нет, было трудно сказать.
Самуэль продолжил богослужение, прочитав проповедь. В отличие от понурого Якоба Месмера, он словно лучился энергией. Томас слушал его вполуха и был больше занят тем, что разглядывал Якоба, который с виду вовсе не походил на того великого духовного вождя, каким его представлял в своих отчетах Беньямин. Казалось, что его усадили на сцену, потому что того требовали обстоятельства. Как дряхлого папу, который независимо от состояния здоровья вынужден выполнять свои обязанности до самой смерти. Восседающий на сцене Якоб Месмер выглядел усталым стариком, хотя по возрасту был ненамного старше Томаса.