На высокопарные слова Самозванца Афанасий Иванович скромно ответил:
— Все, что в моих силах государь…
— И все же сходил бы ты к Власьеву, — почему-то уцепился за посольского дьяка Михалков. — А вдруг? У него голова разумная, тем паче о тайне твоей ведает.
— Я подумаю, Федор.
Афанасий Иванович принял Василия приветливо.
— Как матушка и старший брат?
— Дмитрий не захотел оставаться в Москве. Матушка тоже уехала на лето в Мугреево. В кручине она, Афанасий Иванович, о царевне Ксении печалится.
— Да и у тебя, гляжу, глаза безрадостные. Наслышан о твоих подвигах. Пришлось воеводе Катыреву вмешаться, дабы вызволить тебя из плена.
— Все-то ведаешь, Афанасий Иванович.
— У меня к семье Пожарских особая привязанность. Я тебе уже сказывал, что с батюшкой твоим, покойным Михаилом Федоровичем, имел самые добрые отношения, — тепло произнес Власьев и вдруг резко переменил тему разговора:
— А ведь ты ко мне из-за царевны Ксении наведался. Что тебя тяготит? Ишь, как зарделся. Да ты не смущайся, стольник. Выкладывай, как на духу.
Низкая сводчатая дверь была наглухо закрыта, но Василий некоторое время колебался, никак не решаясь высказать те слова, которые давно были выстраданы сердцем. За открытым окном, забранным толстой медной решеткой, заунывно ныл тягучий ветер, созвучный с тягостным настроением Василия.
— Пакостно на душе моей, Афанасий Иванович, наконец, заговорил стольник. — Новый царь запер во дворце царевну Ксению. Для своей утехи норовит взять. Ксения, насколько мне известно, пока уклоняется, но сей Расстрига может взят ее силой. Мочи нет такое терпеть!
Власьев застыл в каком-то напряженном молчании. Ну, что он мог сказать этому молодому стольнику, беззаветно влюбленному в царскую дочь? Еще раньше Василий мог бы подумать обо всей тщетности своих вздорных помыслов. Кто он? Даже не боярин, а всего лишь стольник из одряхлевшего княжеского рода, коего царь к своей дочери и близко не подпустит. Правда царь умер, и Василий попытался выкрасть Ксению из рук временного правителя Рубца Масальского. Но счастье стольника и царевны было недолгим. Ныне Ксения оказалась в руках Лжедмитрия, авантюриста-интригана, который не пощадит красавицу царевну, и предотвратить сие несчастье уже невозможно, как невозможно помочь и Пожарскому.
— Жаль мне тебя, Василий, зело жаль, — тяжело вздохнул дьяк. — Вывезти царевну из дворца не в моих силах.
— А говорят Власьев — всесильный дьяк. Его даже бояре боятся, а Борис Годунов чтил Посольского дьяка превыше всего.
Афанасий Иванович скупо улыбнулся.
— То — Борис Годунов. Ныне времена изменились. Смута ломает вся и все.