Интерлюдия. Последнее лето Форсайта (Голсуорси) - страница 19

Тридцать пять лет, как он купил его, слава богу, он не потерял вкуса и заслужил право выпить.
She would appreciate this; not a spice of acidity in a dozen.Она оценит такое вино - ни тени кислоты в нём.
He wiped the bottle, drew the cork with his own hands, put his nose down, inhaled its perfume, and went back to the music room.Он вытер бутылку, собственноручно раскупорил её, наклонился к ней носом, вдохнул аромат и пошёл обратно в гостиную.
Irene was standing by the piano; she had taken off her hat and a lace scarf she had been wearing, so that her gold-coloured hair was visible, and the pallor of her neck.Ирэн стояла у рояля. Она сняла шляпу и кружевной шарф, так что теперь были хорошо видны её золотистые волосы и бледная шея.
In her grey frock she made a pretty picture for old Jolyon, against the rosewood of the piano.В сером платье, у рояля палисандрового дерева -старый Джолион залюбовался ею.
He gave her his arm, and solemnly they went.Он подал ей руку, и они торжественно двинулись в столовую.
The room, which had been designed to enable twenty-four people to dine in comfort, held now but a little round table.В этой комнате, где во время обеда без труда размещалось двадцать четыре человека, стоял теперь только небольшой круглый стол.
In his present solitude the big dining-table oppressed old Jolyon; he had caused it to be removed till his son came back.Большой обеденный стол угнетающе действовал на оставшегося в одиночестве старого Джолиона; он велел его убрать до возвращения сына.
Here in the company of two really good copies of Raphael Madonnas he was wont to dine alone.Здесь, в обществе двух превосходных копий с мадонн Рафаэля, он обычно обедал один.
It was the only disconsolate hour of his day, this summer weather.В то лето это был единственный безрадостный час его дня.
He had never been a large eater, like that great chap Swithin, or Sylvanus Heythorp, or Anthony Thornworthy, those cronies of past times; and to dine alone, overlooked by the Madonnas, was to him but a sorrowful occupation, which he got through quickly, that he might come to the more spiritual enjoyment of his coffee and cigar.Он никогда не ел особенно много, как великан Суизин, или Сильванос Хэйторп, или Антони Торнуорси - приятели прошлых лет; и обедать одному, под взглядом мадонн, было грустным занятием, которое он кончал как можно скорее, чтобы перейти к более духовному наслаждению кофе и сигарой.
But this evening was a different matter!Но сегодняшний вечер - другое дело.
His eyes twinkled at her across the little table and he spoke of Italy and Switzerland, telling her stories of his travels there, and other experiences which he could no longer recount to his son and grand-daughter because they knew them.