важным фактом… — он смотрит на меня и еле заметно улыбается, — …если бы работал редактором журнала «Беттер хоумс энд гарденс»,
[32] — договаривает он. — Но я им не работаю. Я — заместитель директора ФБР, и я считаю данную информацию несущественной. Кстати, а вы знаете,
что я считаю
весьма существенным?
Я кусаю нижнюю губу, едва сдерживая нарастающий гнев.
— Я считаю весьма и весьма существенными заключения двух независимых друг от друга судебно-медицинских экспертов, которые исследовали останки двух интересующих вас жертв и пришли к выводу, что смерть этих людей была случайной. Их никто не убивал.
Он берет трубку телефона, а другой рукой поднимает лежащую перед ним брошюру. Только тут я осознаю, что это меню. Этот мерзавец сейчас выбирает, что заказать себе на обед.
— Лидия, — говорит он в телефонную трубку, — мне бутерброд с жареной свининой и немного картофельного салата. А еще два соленых огурчика или помидорчика. Не один. Два.
Дикинсон прижимает телефонную трубку к своей груди и смотрит на нас.
— Данное расследование теперь официально закрыто. Букс, ваша временная работа в ФБР прекращается прямо сейчас.
Букс молчит, держа руки за спиной.
— А вы, Эмми, — добавляет Дикинсон, и выражение его лица меняется, — приходите сюда снова сегодня вечером, в шесть часов, и мы обсудим, что нам дальше с вами делать, отстранять ли снова вас от работы.
Я собираюсь вступить в пререкания, но Букс берет меня за руку и ведет к выходу. Дикинсон тем временем продолжает телефонный разговор с секретаршей по поводу того, что он хочет съесть на обед.
— Ты мог бы, по крайней мере, побороться за нас, — говорю я в лифте Буксу. — Ты гораздо более влиятельный человек, чем я.
— На Джулиуса я повлиять не могу, — качает головой Букс. — Да и на директора, наверное, тоже. Больше не могу.
— Как бы то ни было, ты мог бы побороться за правое дело, — говорю я.
— Да? — Он поворачивается ко мне. — А что является правым делом? Пожалуйста, расскажи мне, Эмми.
И только тут я вдруг осознаю, что Букс в течение последних тридцати шести часов был уж чересчур молчалив. Он стал таким с того момента, как мы получили отчеты об аутопсии. А я-то думала, что мы с ним придерживаемся одинакового мнения и что он разделяет мой гнев, мое разочарование и мою упрямую уверенность в своей правоте!
— Ты мне больше не веришь, — говорю я. — Ты не согласен с тем, что это были убийства.
— Понимаешь, Эмми, — кашлянув и поднимая руки, говорит он, — в данной ситуации имеются некоторые факты, с которыми нам необходимо считаться.
Я отступаю от него на шаг.