– Это будет непросто, но… но обещай мне, что постараешься, ладно?
Я ждал, что она скажет дальше.
– Прости меня, хорошо?
Я улыбнулся.
– Ты права, это очень непросто.
– И все-таки постарайся. Настанет день, и ты поймешь, что поступил правильно.
– И когда он настанет, этот день?
– Скоро. – Томми тоже улыбнулась. – Мне осталось дописать всего несколько страниц.
– А я смогу их прочитать?
– Не знаю, но… В любом случае ты будешь первым.
Я покачал головой.
– Когда ты уехала, у меня в сердце появилась дыра, которая очень, очень долго не зарастала. В конце концов я все-таки приучил себя к тому, что тебя нет рядом, но ты вернулась, и старая рана открылась вновь.
Томми вскинула голову – в ней внезапно пробудилась актриса.
– Ты сам это придумал или где-нибудь прочел?
– Томми…
– Между прочим, ты здесь не единственный, кто ранен в сердце своими самыми близкими людьми. Мой отец… вспомни, чтó он со мной сделал.
– Я помню, но у меня-то отца и вовсе не было. Пока ты была рядом, я иногда об этом забывал, но…
– Пока ты был рядом, и мои раны болели не так сильно.
– И все-таки у тебя был отец. Правда, он оказался… нехорошим человеком, и тем не менее…
Томми уставилась на меня.
– По-моему, – медленно проговорила она, – ты сейчас просто притворяешься, разыгрываешь из себя несчастненького. На жалость бьешь, да?
Я улыбнулся.
– Так, самую малость… Но, похоже, не слишком успешно.
Она покачала головой.
– Я так и думал!
– Слушай, если ты хочешь, чтобы я чувствовала себя виноватой за то, что уехала в Калифорнию, за то, что не звонила, заболела опасной болезнью, а потом вернулась домой умирать, можешь успокоиться – мне очень, очень плохо. Даже не знаю, может ли быть хуже.
– Извини, но… Я имел в виду – у тебя было гораздо больше времени, чтобы смириться с неизбежным.
– Кто тебе сказал, что я смирилась?
– Не передергивай. Ты прекрасно поняла, чтó я хотел сказать.
– Чейз… Я полюбила тебя еще до того, как мы впервые увидели друг друга, и, когда я уехала на запад, мое сердце раскололось пополам. Пока я жила в Калифорнии, я много раз набирала твой номер… но потом вешала трубку.
– Почему?
Она коснулась кончиком пальца моего носа и слегка надавила.
– Мне не хотелось, чтобы ты узнал, во что я превратилась, – ответила Томми, слегка наклонив голову. – Мне было стыдно, Чейз. Так стыдно, что я испытывала почти физическую боль. И эта боль станет еще сильнее, если остаток своих дней мне придется прожить, зная, что ты меня презираешь.
Я обнял ее за плечи и крепко прижал к себе.
– Я никогда не буду тебя презирать, Томми. Просто не смогу. Ведь я смотрю на тебя глазами своего раненого сердца. Ты с каждым днем худеешь все больше, и мое сердце все сильнее болит.