Пыль, поднятая синим фургоном, еще не успела осесть, а на подъездной дорожке снова вспыхнули автомобильные фары. Их свет был слегка голубоватым, как на очень дорогих машинах. Мгновение спустя я разглядел черный «Кадиллак Эскалейд», который обогнул последний ухаб и остановился перед нашим крыльцом. Томми, увидев его, зло сощурилась, а дядя спустился с крыльца, чтобы встать между нами и водителем машины.
Сколько я себя помню, я еще никогда не видел дядю Джека без галстука. Он и сейчас был в элегантном галстуке голубовато-стального оттенка, в белоснежной сорочке, свободных итальянских брюках и в туфлях из мягкой телячьей кожи. Волосы его были аккуратно уложены, на руке поблескивали массивные золотые часы.
Остановившись футах в трех от дяди, дядя Джек смерил его взглядом. Он был дюйма на три выше, с широкой бочкообразной грудью и мясистыми, сильными руками. Дядя Джек заговорил первым:
– Здравствуй, Уильям.
Томми медленно спустилась с крыльца и встала рядом с дядей, держась за рукав его рубахи.
– Я слышал, ты побывала дома. – Теперь дядя Джек обращался уже к ней.
– Да. Мне нужно было забрать кое-какие вещи.
Он немного помолчал.
– Полагаю, ты уже знаешь про дом в Суте?
– Нет. А что с ним такое?
– Кто-то поджег кухню, а потом перерезал шланги, которые вели к газовым баллонам в подвале. Дом сгорел дотла.
Томми сделала шаг и оказалась впереди дяди, но руку его не выпустила.
– Жаль… очень жаль… Там, в подвале, было столько хорошего вина!..
Дядя Джек сверкнул глазами и посмотрел в мою сторону.
– Ну а ты? Я вижу, в тюрьме тебе понравилось.
Прежде чем ответить, я представил, как он сидит в подвале собственного дома, смакуя старое, выдержанное вино, а потом зовет собственную несовершеннолетнюю дочь. Еще я подумал о Томми – о том, как она дождливой темной ночью бежала к нам через лес в своей белой ночной рубашке. Когда-то мы удивлялись, откуда у восьмилетней девочки столько мужества и столько сил, но на самом деле секрет был в другом. Просто в ту ночь закончилось ее детство.
Но на ее отца – дядю Джека – эта история никак не повлияла. Он хранил свой секрет и продолжал жить так, словно ничего не произошло, оставаясь уважаемым членом городского бизнес-сообщества и своего церковного прихода. Одно время он даже преподавал в воскресной школе и шесть раз избирался церковным старостой, а в наших краях это не пустой звук.
«У лжи – глубокие корни», – припомнил я слова Томми, прислушиваясь к шуму ветра в ветвях пекановых деревьев.
Не отдавая себе отчета в своих действиях, я тоже шагнул вперед и, обогнув дядю, оказался перед дядей Джеком. Он был на шесть дюймов выше меня, и его огромная тень накрыла меня целиком, но сейчас ничто не могло меня остановить. Слова, которые я давно хотел ему сказать, сами слетели у меня с языка: