Шныряющий по коридорам следователь, похоже, здесь никому не нравился.
* * *
Еще один будущий маршал обнаружился в Красном уголке. Будуар, прямо как у Розановой, отметил Зайцев, быстро оглядев комнату. Впрочем, ее близнецы обитали в каждом советском учреждении. Непременная комната для чтения и обсуждения политических передовиц, трудов Маркса и Ленина, речей Сталина и последних постановлений советской партии. Различались только размеры и размах украшений – бюстов, лозунгов, стенгазет, знамен или хотя бы просто драпировок. Даже графин с нахлобученным сверху захватанным граненым стаканом стоял на том же месте.
Будущий маршал лежал на нескольких составленных рядком стульях под широко распахнутой газетой. Листы слегка шевелились от сонного дыхания.
Адъютант Маркин бесцеремонно лягнул в торчавшие подошвы сапог.
– Подъем, кавалерия.
Газета с шорохом обрушилась на пол. Показалась коротко стриженная голова. На лице – ошеломленное выражение человека, только что вынырнувшего из стремнины.
– Радзиевский, – представил его адъютант. – Товарищ – с тобой беседовать. Из уголовного розыска.
Ошалело заморгали мутные со сна глаза.
– Из уголовного?
– Вы, товарищ, кричите, когда закончите, – наказал Зайцеву адъютант. Он старался не шмыгать носом, но все-таки пришлось. – Я вас дальше поведу.
Доверия Зайцеву, очевидно, больше не было.
Скрипнули сразу и петли, и сапоги – адъютант деликатно притворил за собой дверь. Не исключено, что тут же припал к ней ухом с другой стороны. «Уж больно вид смышленый», – отметил Зайцев. Сел напротив курсанта, все еще пребывавшего не вполне по сю сторону мира.
– Зайцев. Ленинградский угрозыск.
– А что я уже натворил? – Курсант Радзиевский протер глаза, потер переносицу и проснулся окончательно.
Настроение у товарища Радзиевского спросонья было юмористическим.
– Товарищ Радзиевский, – начал Зайцев. И подумал, глядя на тонкие черты лица, что на сызмалу знакомого с телегой крестьянского дитятю этот не больно-то похож. Польское, может, украинское дворянство – это скорее. – Я, собственно, насчет погибшего инструктора Жемчужного.
Радзиевский поднес ко рту кулак, проглотил зевок.
– Да. Большая потеря.
– Его здесь любили?
Радзиевский поглядел на него удивленно.
– Или не любили? – поправился Зайцев. – Ничего страшного. Мало ли какие шероховатости случаются, особенно если люди все взрослые, а их за школьную, можно сказать, скамью. Все с опытом, сложившиеся, – прощупывал он почву. – Я просто пытаюсь понять, что за человек был товарищ Жемчужный.
– А он-то что натворил?
Зайцев дружелюбно улыбнулся: