– Погиб.
Черноглазый Радзиевский несколько секунд смотрел Зайцеву в лицо. «Пан, – думал, глядя на него, Зайцев, – пан Радзиевский». Наконец пан нашел слова:
– Мы все здесь всего на год. Из разных полков, даже разных армий. Дай бог перезнакомиться успеть. Не то что в душу заглядывать. Ни в плохом, ни в хорошем смысле. Некогда. Учеба. Нагрузки.
Он толкнул ногой газету:
– Вон. Спишь, когда придется. Солдатская лямка.
– Понимаю. Но поверхностное мнение мне тоже интересно.
– Поверхностное, – машинально повторил Радзиевский. – Любили. Знающий был мужик. Все по делу.
– Вы знали, что он выступал на ипподроме?
– Что спортсмен? Знал, конечно. Все знали. – В голосе чувствовалось уважение. – Хороший наездник. Мастер. Опытный знаток лошади.
– Он ведь бывший царский офицер? – спросил Зайцев. И увидел, что попал: Радзиевский начал краснеть. Сперва заалели кончики ушей. Потом уши целиком. Щеки.
– Это важно? – неопределенно ответил Радзиевский. – Вы бы в отделе кадров спросили. Там наверняка анкета.
«Товарищ Баторский забыл дать четкие распоряжения на случай такого вопроса», – не без сочувствия подумал Зайцев.
– Слушайте, а как его?.. Тьфу, вылетела фамилия из головы. С вами учится. Вот только что с ним говорил… Губы тонкие.
Примет было маловато.
– Одеколоном пахнет.
– Мишка, что ли? Кренделев?
– Во-во! Точно. У меня крутится, главное, хлебная фамилия. Я к чему вспомнил. Смотрел на него: вот красный кавалерист, офицер, теперь в Ленинграде на курсах командного состава. Может, будущий маршал. А ведь сам – деревенский паренек.
Радзиевский выслушал молча. Видно было, он пытается понять, куда эта политически грамотная речь клонит. Да что там, понял уже. И это ему не понравилось.
– А вражеская пуля, товарищ из уголовного розыска, – медленно и сухо проговорил Радзиевский, – она не разбирается, какого происхождения паренек – крестьянского или какого другого. Оба, если надо, поднимутся родину защищать.
Дверь распахнулась – без стука. Вошел мужик в блузе. Мужик зыркнул на Радзиевского, на Зайцева. Зайцев успел отметить неровно подстриженную бороду. Дворник или завхоз.
– Пора очистить помещение, – недовольно сказал бородатый.
– Извините, – поспешно поднялся Радзиевский. Нашел на стуле фуражку. Зайцев тоже встал.
Бородач деловито взял за горло бюст Ленина, другой рукой – Маркса и с обоими вышел.
– Извините, не многим смог вам помочь. – Радзиевский надел фуражку.
Адъютант Маркин, маячивший в коридоре поодаль, оживился.
– До свидания, товарищ Радзиевский, – пообещал Зайцев.
– Всего хорошего. – Дал понять, что не желает этого свидания, потомок шляхтичей.