мешка. Семьдесят картофелин. Насколько мы могли
бы их растянуть? И муку, рис и овсянку? Казалось бы,
много, но мы понятия не имели, как долго будем
заключены здесь.
Заключены. Здесь.
Я ем кожуру. По крайней мере, таким образом,
она не пропадёт.
Боже. Я морщусь и сжимаю картофельную
кожуру, когда бросаю картофель, который держала, в
раковину и прижимаю ладонь ко лбу. Я должна
сосредоточиться. Оставаться позитивной. Я не могу
позволить себе погрузиться в темноту. Мой психолог
пыталась научить меня технике, как справиться с
эмоциональной перегрузкой. Почему я не слушала?
Помню, что-то о саде... гулять по нему и касаться
цветов. Было что-то, о чём она говорила? Сейчас я
стараюсь представить себе сад, но всё, что вижу —
тени, отбрасываемые деревьями, и вероятность того,
что кто-то прячется за живой изгородью. Я так
облажалась.
— Нужна помощь?
Смотрю через плечо и вижу Айзека. Я
отправляла его наверх вздремнуть. Он выглядит
отдохнувшим. Хирурги привыкли к отсутствию сна.
Мужчина принял душ, и его волосы ещё влажные.
— Конечно. — Я указываю на оставшийся
картофель, и он берёт нож.
— Прямо как в старые времена, — слегка
улыбаюсь. — За исключением того, что я не в
ступоре, и у тебя нет постоянно обеспокоенного
взгляда на лице.
— Неужели? Эта ситуация довольно таки
тяжёлая.
Я кладу нож.
— Нет, на самом деле. Ты выглядишь
спокойным. С чего бы?
— Принятие. Смирение с неотвратимым.
— В самом деле?
Я чувствую его улыбку. Через два фута воздуха
между нами и раковиной, заваленной свежей
кожурой. На минуту моя грудь сжимается, но чистка
заканчивается, и он уходит, забирая с собой запах
своего мыла.
Я
должна знать, где всё время в комнате
находится этот человек. Слышу его у холодильника,
он пересекает комнату, садится за стол. По шуму,
который мужчина создаёт, могу сказать, что у него
два стакана и бутылка чего-то. Я мою руки и
отворачиваюсь от раковины.
Айзек сидит за столом с бутылкой виски в
руках.
Мой рот открывается.
— Где ты это нашёл?
Он усмехается.
— В кладовой, позади контейнера с сухарями.
— Я ненавижу сухари.
Айзек кивает, как будто я сказала что -то
значительное.
Мы выпиваем первую стопку, пока мясо
жарится на сковороде. Я думаю, это оленина. Айзек
говорит, что говядина. Это действительно не имеет
значения, так как наша ситуация крадёт большую
часть нашего аппетита. Мы действительно не
способны отличить оленину от говядины.