Насколько я знал, обе бабушки Машки здравствовали и вполне даже бодрствовали. Машку и Борьку отправляли то к одной, то к другой на все каникулы, а иногда и на выходные в придачу. При таком счастье, конечно, можно было устать от жизни, но пока обе стойко держались. Грудь мою защемило от негодования.
Пелагея же почти что прослезилась, и уже в следующий момент они удалялись с нахалкой Машкой по мокрой мостовой в сторону магазина, а я так и стоял с кирпичом на ноге. От злости хотелось выть. Впопыхах я откопал в карманах мятый кусочек бумаги и ручку, написал трясущейся рукой пылкую записку и заткнул ее в наш ящик. Пора было разбираться с гнусными методами какашников.
– А что ты, собственно, хочешь? – закатил глаза Борька и откинулся на спинку стула, задрав руки за голову. Выглядело это нелепо, словно он еще недостаточно натренировался перед зеркалом, прежде чем демонстрировать миру свои крутые замашки, содранные у дядек в телевизоре. – Вообще-то, если уж на то пошло, выдвигать претензии на что-либо полагается нам, а не вам.
– И почему это? – процедил я сквозь зубы.
Подвал какашников, в котором мы снова встретились вопреки моим требованиям о том, что совещаниям отныне бывать исключительно на нейтральной территории, был тускл и противен. В щели узких окошек под потолком задувал ледяной ветер, пронизывая наши спины металлическими спицами, а на неровном полу собирались лужицы болотной, вонючей воды. Стоило ступить в это отвратительное помещение, и нос начинал течь сам собой. Ребята хлюпали и откашливались. Мне казалось, что в лужицах шныряют уродливые головастики.
– Потому что, во-первых, – пояснял Борька голосом отпетой заразы, – вы хорошо и очень удобно придумали себе все это. Та, за которой надо следить, живет именно в вашем подъезде. Зашибись просто! Каким образом мы должны попасть в него без ключей? Ждать, чтобы кто-нибудь нам открыл? Бред какой-то! Надо было сразу обговаривать более выгодные для нас условия игры!
В этом Борька был, несомненно, прав. И, разумеется, я об этом тоже уже думал, но решил молчать, пока какашники сами не возмутятся. Вот возмутились. Я и бровью не повел.
– А во-вторых? – спросил я, шмыгнув носом. Погода стояла просто мерзкая.
– А во-вторых, мы думаем, что все это – изначально бредовая затея, – протянул Борька с наслаждением. Я сузил глаза и сжал зубы.
– Что – это?
– Вся эта затея! Плохую ты игру придумал, Воробей! – Борька ударил ладонями об стол, и его стайка одобрительно закудахтала.
– Это не игра, – вскипел я.
Борька противно усмехнулся.
– Честно говоря, нам кажется, что вы высосали из своих вонючих пальцев всю эту историю с колдуньей и загадкой, чтобы не быть нами в очередной раз отлупасенными. Ведь все знают, что в войне вы вечные жалкие проигрыватели.