— Вот-вот! — подключился Андрей. — Если слухи о поджоге верны, плохую услугу оказал тот человек ловцам.
— Куда уж хуже!
— Поджогами богачей не одолеть.
— Упекут в Сибирку и живьем сгноят.
— Было бы за дело стоящее, — сказал Андрей. — За людей и пострадать можно.
— Допекли, может, мужика, вот он и не сдержался, — высказал догадку Тимофей. — Али спьяну. Люди взмутчивые стали. Чуть что — сразу на дыбки.
— Нам надо стоять ближе друг к дружке. Иначе никак нельзя, — тихо сказал Иван Завьялов.
Тимофей не ввязывался в спор с ним — Завьялов-старший выглядел внушительно, говорил неспешно, чувствуя в словах своих силу и вескость. Это не Андрей. Тимофей может тому возразить, подзадорить может. Парень-то он ничего, только Тимофей без сомнений, на веру, слов его не приемлет.
У Гриньки свои мысли. «Правильно Завьялов сказал насчет того, чтоб друг дружку поддерживать, — думает он, — иначе не работать бы мне на промысле. Как пить дать, Ляпаев прогнал бы».
Не только Тимофей и Гринька задумались о своем. У каждого после слов Завьялова объявилась надобность в себя уйти, о себе, о ближних и товарищах подумать, потому и тишина образовалась небольшая.
Первым вышел из того раздумчивого состояния Илья.
— Так что же теперь… делать-то что будем?
— Правильно, Илья, надо действовать.
— Нам надо выработать единые требования к Ляпаеву. В округе все промыслы его. Маячненский, — Андрей назвал не Крепкожилинский, а Маячненский, — практически вышел из дела. Самое главное наше условие — чтоб принимал всю сельдь.
— Кто бы ее ни привез, — подсказал Илья.
— Верно!
— Насчет цены тоже, — сказал Макар. — Чтоб не ниже прошлогодней.
— И чтоб промысловым поденную плату накинул. А то курам на смех. Проешь все, и домой ни копейки. Чать, на заработки пришли.
Тимофей сидел в стороне безучастно, не поддаваясь общему возбуждению. Когда пыл сборщиков несколько поубавился, он как бы невзначай обронил:
— Послушается он вас, как бы не так. Да приведись мне…
— Не приведется, — оборвал его Иван Завьялов.
— Договорились, выходит. — Андрей обеспокоился словами Тимофея и подумал, что он тут лишний. — Теперь — кто пойдет к Ляпаеву? Если доверите, могу и я. Но нужно не одному, лучше двоим-троим…
4
Каждую зиму по истечении года Мамонт Андреич подавал в губернскую Казенную палату сведения о прибылях и обороте. Раскладочное присутствие палаты по этим данным исчисляло налоги на текущий год. На том губернские чиновники считали свои контрольные обязанности исполненными, а Ляпаев, внеся в казну означенные платежи, довольный и собой и вышеупомянутыми контролерами, потирал руки и подсчитывал очередные барыши, намного большие, чем ежезимно сообщал в губернию.