Яснолунье щедро освещало реку, она просматривалась до перелома, и только чернота камышовых завалов да кустов белолоса, обвитых вязью пожухлых диких трав, пугала похожестью на затаившегося человека.
Не разговаривали, не шутили, хотя эти предосторожности были излишними: подводу в такую светь видно далеко, а голоса все равно гасились бы ветробуйством. Да и Садрахман, отец Кумара, утром сообщил: стражники были вчера на санной подводе, объехали яму, осмотрели и подались на низовые участки, где у них избушка. Они почти все время живут там, лишь временами наезжая на Золотую. Можно, значит, безбоязно обтянуть яму.
На Золотую, чтоб спутать след, выехали со стороны Маячного — коленистым, стиснутым ярами ериком. Подводу с волокушей оставили в тени камышовой стены. Кумар спутал меринка, отпустил чересседельник и дал коню сена.
С пешнями мужики вышли на плес, посоветовались малость, прикинули, как метнуть волокушу, где выбрать ее, и приступили к делу — проруби долбить. Весенний лед крошился податливо, но в ночи торопливый перестук слышался далеко, и одно утешение было обловщикам, что ветром относило эти звуки не в низовье, к стражникам, а в сторону гривы, и там они гасли в шуме камыша.
Далеко за полночь принесли волокушу и стали запускать ее в окно-прорубь посреди плеса: шестом прогоняли подо льдом урезы, чтоб крылья охватили полукольцом реку. Медленно, от майны к майне тянули неводок подо льдом, поднимали со дна по-зимнему вялых рыбин, подтаскивали к большой проруби и, сведя концы, дружно начали выбирать сеть.
Вначале вытянули крылья, потом показалась мотня-ловушка. Она шла грузно, мужики исходили по́том, жилили руки. Но тяжесть эта и усталость не удручали, а лишь радовали: не напрасно рисковали, не впустую поработали.
Улов и вправду был весомый. Всю мелкоту побросали обратно в прорубь, на льду остались крупные сазаны, судаки-хлопуны да несколько метровых сомов.
Пока вытряхивали из волокуши донное травье и споласкивали ее, рыб прихватило морозцем, и ее, пылкую, нагрузили целый воз — будто дрова в поленницу. Волокушу забросили наверх и, прежде чем тронуться в обратный путь, тут же, у яра, закурили.
— Порадуется Ляпаев-то, — с мстительной ухмылкой чуть слышно сказал Макар. — Думает, есть догляд, а тут дырки во льду.
— Устроит чес стражникам. Это как пить дать, — согласился Илья. — Теперь скоро сюда не сунешься. Озвереют надсмотрщики-то.
— Гляди-гляди… — зашептал Кумар и метнул руку на низовый конец Золотой. — Стража едет…
Вдоль камышовой гряды, с низового конца плеса, стремительно приближалась санная подвода. Цокота копыт из-за ветра не было слышно и, если бы не зоркие глаза Кумара, неизвестные могли подъехать совсем близко.