— Можа, не они? — засомневался Макар.
— Кому же еще.
Кумар отбросил окурок в камыш, схватил вожжи и развернул меринка в ерик, побежал обок саней, но понял, что старый немощный конь с тяжелым возом от погони, если стражники приметят, не уйдет, и с разгона загнал подводу за камышовый завал. И мужики попрятались тут же, затихли.
…Резвый иноходец, впряженный в легкие санки, было уже проскочил мимо, но те двое, что сидели в них, все же приметили невеликие бугорки льда и свеженабитые лунки, резко свернули коня и остановились у чернеющей проруби, где совсем недавно работали ловцы. Соскочили с саней, долго осматривались по сторонам, возбужденно говорили о чем-то, но обловщиков не приметили и вскоре, нетерпеливо нахлестывая и без того быстрого иноходца, удалились в сторону Синего Морца.
— Стража, точно, — определил Илья.
— Ой-бай, не заметил, — обрадовался Кумар.
— Счас рыскать будут по селу, — сказал осторожный Макар.
— Да, нельзя домой с рыбой.
— К моему ата поедем, — решил Кумар. — Рыбу на острове спрячем, а?
— Дело. Айда к Садрахману. Это ты, Кумарушка, здорово придумал.
— Акл бар, — тихо ответил Кумар.
— Чево?
— Башка варит. И мерин молодес, не ржал, когда кобылу чуял.
— Отсмотрелся он на кобыл-то, ноги еле таскает.
2
В прошлые времена на острове, где одиноко живет Садрахман, была Торбаева тоня — рыболовня. Стояли добротные казармы для неводных рабочих, кухня, сушилка для одежды, вешала для неводов и прочее хозяйство, немудрящее, но очень нужное для ловецких дел. Затем река обмелела, как это часто случается в волжском понизовье, обезрыбела, и тоню перенесли на другой, более уловистый банк.
Поразъехался перелетный промысловый люд, а поскольку Садрахман был из местных и ему с сыном, снохой и внуками деваться некуда, он и остался в своей сторожке — Торбай уважал старика и не стал его трогать. За время работы на торбаевской рыболовне Садрахман вместе с Кумаром и Магрипой скопили немного деньжат, и их хватило на то, чтоб обзавестись собственной лодкой и сбруей.
И стали они рыбачить самостоятельно.
К тому же Садрахман побочный промысел имел — знал он травы, которыми богата волжская дельта, и умел ими пользовать людей. Научил Садрахмана этому редкостному познанию дед. Он говорил внуку: «От тыща болезней тыща трава есть».
Садрахман столько трав не ведал. Но почти все, что росло на камышовых островах, в луговинах, болотистых топях, в култуках — и на воде и под водой — все умел использовать. Заболеет кто лихорадкой — настой из семян желтой кубышки приготовит. Этот же настой при болезнях желудка давал и даже бабам промысловым от зачатия, чтоб грех прикрыть. Простудится ребенок или боли внутренние почует — ромашковым отваром поит, ревматизмом кто мучается — натирает суставы настойкой бодяги в керосине.