Так сидящими у расплескавшегося на полу шелка и застала их Любушкина. — Начальству низкий поклон и почтение! — нараспев проговорила она. — Ну, думаю, пока догадаются позвать, я сама нагряну — авось не сгорю со стыда!
— Здорово, председательша, всегда рад тебя видеть! — Пробатов выпрямился и пожал по-мужски сильную руку женщины, откровенно любуясь обветренным румяным лицом, полным того открытого, мужественного достоинства, которое, по его мнению, всегда отличало хорошо знающих себе цену людей труда.
— Экая красотища, батюшки! — протяжно ахнула вдруг Прасковья Васильевна и бросилась, не раздеваясь, к шелку. — Сделают же такое чудо!
Не спрашивая разрешения, она быстро сняла — коричневую плюшевую жакетку и, набросив переливающийся лунными бликами конец материи на грудь, подошла к висевшему в простенке зеркалу.
— До чего хорош — душа заходится!
Как зачарованная стояла она у зеркала, чуть вскипув голову, потом начала плавно поворачиваться то боком, то спиной, казалось, забыв, что она в горенке не одна.
— Годы наши не те, дьявол бы их забрал! — словно приходя в себя, с неподдельной грустью проговорила она и отложила шелк в сторону. — Вот походить бы так, потешить сердце, а уж вроде и совестно и ни к чему. Бабий век — сорок лет!
— Вот и неправда! — сказала Евдокия Павловна. — В народе хоть так и говорят, да прибавляют: «А в сорок пять — баба ягодка опять!»
— Ай да мать! — Пробатов обхватил ее за плечи, смеялся до слез.
— А что? — не сдавалась та. — Лишь бы самой нравилось, а на всех не угодишь! Вот если уж у самой охота красоваться пройдет, то тогда, что ни надень, все равно старуха…
— Так-то оно так, — раздумчиво протянула Любушки-на. — А все же совесть знать надо и не надо делать вид, что годы тебе нипочем. Не гребень чешет голову, а время…
— Ладно сердце зря травить, — сказала Евдокия Павловна. — Садись за стол, чайком побалуемся!
— Не откажусь! За чаем-то и Иван Фомич меньше строжиться будет, гляди, и поможет чем…
— Ох и хитра ты, Прасковья Васильевна! — усаживаясь за стол, сказал Пробатов. — Умеешь сиротой прикинуться— и того-то у вас нет, и этого не хватает, — гляди, секретарь обкома и раздобрится, леску выделит, кирпичей, а то и новую автомашину.
— Ну как в воду глядели, Иван Фомич! — грея над блюдцем красные руки, сказала Любушкипа. — Если председатель колхоза будет нростоват да трусоват, какая от него польза?
Пробатов оттаивал, когда встречал таких людей, как Прасковья Васильевна Любушкина. Удивительно приятно было слушать ее сильный, сочный голос с едва уловимой задоринкой! Разговаривая с Любушкиной, Пробатов каждый раз словно сам набирался свежих сил и бодрости.