— Тр*хнуть меня? Нет. Но, однажды, уже после выписки, его перемкнуло. Твердил, что я извалялась в грязи, и он очистит меня. Сотрет во влагалище чужие следы своим членом, как ластиком. Много чего твердил.
— С*ка.
— Я записала это на пленку. После того, как ты ушёл, у меня появились хорошие учителя, — усмехнулась, — смогли научить, как таких подонков встречать.
— А мать?
— Не будем о ней. Не буду о ней.
— Поэтому он тебя не ищет?
— Да. Боится па-поч-ка, даже имея столько «зелени», а, может, именно из-за неё.
У Кости вся краснота на теле начала чесаться. Поскрёб машинально грудь, ещё до конца не укладывая в голове новости. Всё четко слышал, понимал, но скидывал в отдельный мозговой отсек, чтобы потом достать и разложить по полочкам.
— Когда я ушёл… деньги, что я оставил, лежали в кухонном ящике. Помнишь, у окна? Я всегда там держал небольшую сумму на мелочные расходы, но когда уходил, оставил там больше. Намного больше. Чтобы тебе хватило на первое время, пока не помиришься с родн… не решишь вернуться домой. И ещё кое-что. Ты нашла?
— Нет. Я нигде ничего не нашла. Рылась в вещах только в поисках записки от тебя, думала, что написал, а положить на видное место забыл. Хоть какую-то зацепку. Но везде оказалось пусто.
— Я…
— Не хочу ничего знать. Теперь это не имеет никакого значения.
— Я точно, совершенно точно помню, что оставил, — сказал Костя, ни к кому конкретно не обращаясь. — Кто мог взять? У кого был ключ?
И словно насмешка — голос бывшего знакомого:
— Замок у тебя больно хлипкий, такой открыть — раз плюнуть. Не хочешь усилить?
— Обойдусь, товар все равно не залеживается.
— Зря. В любом деле необходима осторожность и защита.
— Защита? — хохотнул Костя. — Ты про адвокатов, что ли?
Тогда он действительно не думал, что защищать придётся не товар, а человека. Не догадывался, что ценность окажется другой, а стоимость — непомерно высокой.
— Теперь о дружках моих. Кто приходил? Имена помнишь?
— Нет. Они приходили не знакомиться, не в кино меня звать, а требовать деньги или вернуть что-то — то, что взял у них ты. И им было наср*ть, кто вернёт долг, хоть Папа Римский.
— Кто-то посмел сделать тебе больно? — и сразу же исправился, уловив двоякость вопроса: — Причинил физический вред? Кто? Опиши внешность.
Ая замолчала. Он поступил правильно, не приехав, — она не смогла бы рассказать, глядя ему в глаза. Не потому, что было стыдно, а противно было, и захлёстывали ненужные эмоции. Сжала крепче телефон, вторую руку положив на живот, словно не хотела, чтобы ребёночек слышал. Постаралась воскресить в памяти тренинг в групповой поддержке, но перед глазами появилась другая картина.