— Лучше ты мне на две рубахи отмерь.
— Бери, живоглот. Грабь, коли совести нет. — Нефед подступил вплотную, губы у него тряслись. — Ну, говори.
— Не забудешь обещание? Мельницу покупать поехал Лука, вот куда.
— Брешешь... — Нефед побледнел, прислонился к церковной стене. — Мельницу? Брешешь... Это я хотел мельницу, моя мечтания.
— Ты хотел, а Лука покупает. Здорово, говорит, будет — «мельник Лука Кузьмич».
— Леонов продает?
— Он. Какая-то беда у него приспичила. Быдто за недорого отдает.
Нефед отпрянул от стенки, схватил Василия за грудь, закричал во весь голос:
— Что ж ты молчал, паскуда? Что ты кишки из меня тянул, сука паршивая? Капирацию откроют — мне погибель... Вся надежа была на мельницу! Из-за твоей подлости я теперя бобылем должен оказаться? Душу вытряхну, змея полосатая!
Нефед зажал Василию горло. Тот захрипел, но тут же извернулся, пнул Нефеда коленом в больное место. Нефед упал, заелозил по земле, застонал.
— Придешь завтра, я на тебе последнюю рубаху раздеру. Я тебе, варнаку, отмерю на обновки, будешь знать, как над Нефедом изгаляться.
Василий не успел опомниться, как Нефед вскочил и бегом бросился к воротам. Задыхаясь, добежал до своей избы, торопливо оседлал коня и помчался в Воскресенское. Изрядно до села повстречал Луку, который возвращался домой.
— Эй, Нефед! — крикнул Лука. — Куда скачешь?
Нефед обернулся, показал кулак. Лука расхохотался:
— Опоздал, брат! Проспал мельницу! Поворачивай обратно!
Нефед крикнул через плечо:
— Перебью! Разорюсь, а моя будет!
Некоторое время Лука ехал спокойно, посмеиваясь про себя, как ловко обошел Луку. Но чем ближе подъезжал к Густым Соснам, тем тревожнее становилось у него на душе: Нефед и верно мог перекупить мельницу — Леонов до того алчный на деньги, что и жену перепродаст. «Надо было залог сунуть... Как же быть?» Чуть не перед самой своей избой Лука повернул обратно. «Не жди, барыга, пропастина вонючая, не отдам я тебе мельницу, — твердо решил Лука. — Еще не выведано, кто из нас хозяин покрепче. Луку грошем не перешибить. Я тебя, гидру, раздавлю, как вошу тифозную».
За околицей он свернул на неторную зимнюю дорогу, погнал коня в объезд, чтобы не встретиться с Нефедом.
Лукерья вернулась из города не одна — с ней на несколько дней приехал пожилой учитель Максим Петрович, потом, может, будет заведовать школой, а пока поглядеть, как идет постройка. На второй подводе под побуревшим, ломким брезентом кооператоры привезли товары для новой лавки. Кооператоров было двое — усатый, который все устраивал насчет торговли, и молодой парень в шинели, видно, из красноармейцев. Он с трудом слез с телеги — одна нога деревянная: не иначе, как потерял в сражении. Усатый называл его Сашей.