Он остался ночевать, уехал домой рано, когда солнце едва выглянуло из-за дальних гор.
Василий зашел в лавку к Нефеду, купил соли. Нефед раза два приходил ночью к Василию с Лукой. Они с Василием вроде даже немного сдружились: Нефед помогал ему харчами. Правда, каждый раз мусолил огрызок карандаша — записывал, что дал, частенько напоминал, чтобы Василий не позабыл долга.
Народу в лавке не было. Нефед сказал, что собирается в город за товарами, прихватит по пути и Луку, у того в Воскресенском какое-то дело.
— Желательно и тебе туда, — прошептал Нефед, озираясь. — Все обмозгуем, и точка.
Василий и сам понимал, что им надо окончательно сговориться, а то все какие-то недомолвки.
— Ладно, — ответил он, — заезжайте. Прокатимся, благословясь...
Из лавки Василий завернул к школе, поднялся по широким ступенькам, отворил дверь. В прихожей две бабы махали кистями, белили потолки. Класс открыт, Фрося мыла там пол. Вода была горячая, от пола поднимался белый, легкий туман.
— Бог помочь, — пожелал Василий.
— Лучше сам помоги! — весело отозвалась Фрося. — Гляди, руки какие красные от морозу. Стекол-то в школе нет...
— Крепче старайтесь, — усмехнулся Василий.
По дороге к дому он почувствовал, что у него снова заболела обмороженная нога. Недалеко от школы повстречал Антониду. Она увидела его, отвернулась.
— Антонидушка, — тихо позвал Василий. — Не серчай, залеточка... Все тебе открою... — Он посмотрел, нет ли кого поблизости. — В картишки мы тогда... Ну когда не впустил тебя... Грех попутал. Лука Кузьмич посторонних пугается. Я у него корову выиграл.
Такой он был растерянный, что Антонида даже улыбнулась.
— Надо было сразу сказать, я тебе не чужая.
— Не чужая, не чужая, — обрадовался Василий. — Приходи сегодня...
— Не жди, — сухо отрезала Антонида. — Не приду. Что мне за радость? Ты и в малом не хочешь помочь.
— Залеточка... — зашептал Василий. — Да разве я что... Приходи, принесем мы из подвала стеклышек. Я был в школе, глядел: все готово, а стекла нету. Как можно супротив общего дела? Бог простит... Для тебя, чего пожелаешь, сделаю, какой хоть грех преступлю.
Антонида недоверчиво взглянула на него.
Ночью Василий и Антонида вынесли из подвала ящик оконного стекла. Василий не пожалел, спалил целый коробок спичек, оглядел подвал. Когда вышли на воздух, ключ положил себе в карман, сказал, что может еще понадобиться
Антонида заметила, что Василий сильно прихрамывал, спросила как можно участливее, что с ним такое.
— Нога помороженная, к холоду чувствительная... Надобно распарить и полегчает.
Антонида осталась у него, под утро растопила печь, нагрела воды, налила в окоренок, Василий поставил туда ноги, она потом обернула их теплым платком, уложила его.