– Ну, раз я уже здесь, можно было бы и перекусить что-то, – все так же сонно сообщила Дейдре.
Вот так. Никаких тебе улыбок, никакого хрипловато-страстного «с добрым утром, любимый», никаких объятий и поцелуев…
Отсутствие всего вышеперечисленного не было для Колдера новостью, а вот внезапная острая тоска по всему этому – прежде такого с ним не случалось. Дейдре была его женой. Она должна просыпаться в его объятиях, и первое, что она должна видеть при пробуждении, – это его, Колдера, своего мужа…
Фортескью учтиво выдвинул для нее стул и, конечно же, получил улыбку и «спасибо», произнесенное таким волнующим хрипловатым голосом. На тарелке перед ней был лишь тост и нарезанное тонкими ломтиками яблоко. Чай она пила без молока и без сахара.
Колдер нахмурился. Она слишком мало ест. Конечно, фигура у Дейдре чудесная, но он ничего бы не имел против того, чтобы она немного поправилась. Он открыл рот, собираясь раскритиковать ее диету, но вовремя опомнился: это чертовски упрямое создание заморит себя голодом ему назло. И потому, взглянув на ее тарелку, он одобрительно кивнул.
– Вижу, вы тщательно следите за фигурой и не позволяете себе распускаться. Похвально.
Глаза, за мгновение до этого казавшиеся сонными, ярко вспыхнули.
– Фортескью, я хочу яиц и ветчины, – заявила Дейдре.
Колдер спрятал ухмылку, поднеся салфетку к губам.
Как раз в этот момент в двери появилась Мегги. Уже одно то, что дочь подчинилась ему, могло бы вызвать у Колдера шок, но Мегги к тому же была умыта и одета в чистое платье. Колдер лишился дара речи.
Не веря своим глазам, он смотрел на дочь, на заплетенные в косы, пусть и немного кособокие, чистые, блестящие волосы, на розовое, сияющее чистотой лицо, на веселое, в цветочек, свежее платье.
Мегги была красивой девочкой, что, собственно, не удивительно для ребенка, рожденного красавицей матерью. Лицом она была очень похожа на Мелинду, но детские черты были мягче, овал лица более округлый. И волосы, как у матери, были черными, отливали в синеву. И робкая улыбка такая же, как у Мелинды, улыбка, за которой она так долго прятала ненависть и презрение.
Воспоминание откликнулось острой болью. Но то не была боль утраты, его утраты, то была боль, вызванная чувством вины за то, что он сделал, и за то, что не сделал, и что это стоило стоящему перед ним ребенку. Колдер отвел глаза, нахмурился и не заметил того, как медленно сползла с лица Мегги улыбка. Девочка ждала одобрения, но так и не дождалась.
Однако от Дейдре ничто не укрылось.
– Вы выглядите так, леди Маргарет, словно собрались на прогулку. Какие у вас планы?