имеют дело их коллеги из стран с совершенно иной культурой и процветающим
беззаконием. Многие в итоге проникаются чувством мнимого превосходства над
другими и начинают смотреть на все происходящее свысока. Надеюсь, за свою
долгую карьеру я все-таки научился наблюдать, но не судить. Я хочу приносить
пользу, а не заниматься критикой. Кроме того, как выяснилось с годами, я
склонен неправильно понимать увиденное или услышанное, – в результате я
привык не доверять себе. Все наши знания – условность.
– Многие из них в любом случае умрут, верно ведь? – говорю я, когда мы
подходим к очередному пациенту, лежащему в коме; на его голове повязка с
надписью «Нет костного лоскута».
После декомпрессивной краниотомии пациента оставляют на несколько недель, а
то и месяцев с дырой в черепе – своего рода гигантским родничком, который есть
у каждого из нас при рождении. Надпись «Нет костного лоскута» нужна, чтобы
медсестры и врачи знали, что часть мозга не защищена костями черепа. Этот
конкретный пациент – как и многие другие пациенты нейрохирургических
отделений в Непале – попал в аварию на мотороллере.
– Типичный случай, – сообщает Дев. – У нас слишком сильны семейные узы.
Родственники не готовы смириться с тем, что вылечить больного невозможно.
Если бы мои ребята не прооперировали его вчера вечером, то родственники
сказали бы: «Ага, в неврологической больнице не хотят оперировать!» И что
дальше? После этого они сразу забрали бы пациента из моей больницы, и кто-
нибудь другой непременно согласился бы его прооперировать. Он остался бы
овощем, но семья была бы довольна, что он выжил, а моя репутация рухнула бы…
Дев поворачивается ко мне:
– При последнем короле (до того как маоисты свергли монархию) я был
министром здравоохранения. И вот тогда я спас гораздо больше жизней, обязав
мотоциклистов надевать защитный шлем, чем смогу спасти, работая
нейрохирургом. Народ у нас вопиюще необразованный, – не успокаивается он. –
Никто даже не представляет, чем чревато повреждение мозга. Все безнадежно
тешат себя иллюзиями. Родственники думают, будто если больной жив, то он еще
сможет поправиться, хотя от мозга почти ничего не осталось. Они не готовы
принять даже полную смерть мозга!
Об этом мне еще предстояло узнать подробнее.
Вот вам и польза коммерческой конкуренции в здравоохранении, да еще в такой
нищей стране, как Непал. И на протяжении последних тридцати лет весь этот груз
нес на своих плечах один-единственный человек – день за днем, без выходных.
Для бедных стран нейрохирургия – это роскошь. Заболевания, требующие
вмешательства нейрохирурга, относительно редки по сравнению с болезнями,