Тяжело махая крыльями, проплыла над шалашам цапля. Зоркая птица увидела горох на черноземной плешине, снизилась, клюнула. Забеспокоился Серьга:
— Прогнать надо эту чортову дуру. Она немало гороха сожрет.
Уже собрался Василий пугнуть цаплю, вдруг хитрого казака осенила мысль:
«Зачем ее гнать: пускай наклюется.
Поглядим, будет ли она вытворять чудеса…»
Только четыре горошины проглотила цапля, — и заплясала, веселая.
— Действует, — радостно подумал Василий. — Ну, попляши, милая, я на тебя позабавлюсь!
Гуси запоздали. Луна уже глядела светлой, оловянной сковородкой, когда грузные гуменники[61]), серые гуси[62]) и казарки[63]) зашлепали по воде с характерным гусиным разговором.
— Обмываются, сейчас на берег вылезут, — ждал Серьга, — Может, и ночью маленько поклюют…
Луна взлезла высоко. Из шалаша хорошо видно было, как выбрались гуси из воды, как спрятали они головы под крылья. Только один остался настороже, вытянув шею.
— Так и знал! Не ранее утра закусывать будут, — досадливо шепнул Василий.
Но в этот момент гусь-часовой протянул шею к земле и зачмокал клювом. Скоро тишину ночи прорезал веселый гогот.
Через несколько минут Серьга был зрителем редкостного представления.
Приземистые птицы танцовали на коротких, перепончатых лапах. Гуси бросались в драку, стремительно нападали друг на друга, но, споткнувшись в боевой схватке, нежно обнимались, волоча по земле крылья. Некоторые пробовали взлететь, нелепо кувыркались в воздухе, — и падали, словно подстреленные.
Пронзительный гусиный оркестр переполошил обитателей острова. Забухала выпь[64]), прилетела на место птичьего болота болотная сова: она кинулась на мертвецки пьяную казарку.
Серьга выскочил из шалаша с чувалами:
— Вишь ты, какая охотница чужую добычу отбивать!
Появление человека ничуть не встревожило охмелевших гусей. Они масляно поглядывали на Серьгу, который неутомимо совал их в чувалы. До зари проканителился Василий с пьяницами. Заснувшую, укачанную пляской цаплю, он не взял.
>Охмелевших гусей Серьга неутомимо совал в чувалы. До зари проканителился он с пьяницами…
— На кой бес мне она! — сказал Серьга. — Еще глаза повыклюет гусям, спьяну, в чувалах…
Малиновой зорькой плыл Василий до дому. Разговаривал он со своими пленниками:
— Приуныли теперь, гулены, а какие веселые вы были ночью. Помните, как притаптывали, али забыли? Понимаю — опохмелиться вам надо…
И Серьга поднес горсть гороха гусиной голове, высунувшейся из чувала. Унылый гусь «опохмелился» и загоготал в мешке.
— Вишь ты, и птичье нутро с похмелья горит! — определил Василий.