Елена смотрит на Йоахима, совершенно сбитая с толку. Он замолкает, у него потемневшие глаза, он сжимает ее руку.
— Но ты не убийца. Ты не убивала Луизу Андерсен.
Елена пытается высвободить руку.
— Йоахим, я понимаю, что все это звучит ошеломляюще, но Луиза убита, и это сделала я. Я не та, которой ты верил. Ты никогда меня не знал достаточно хорошо. Никто из нас не знал меня, все это было неправдой.
— Единственное, что не было ложью, это ты и я, — возражает Йоахим. — Мы с тобой единственное, что истинно в этой истории. Я знаю тебя и знаю, что ты никого не убивала. Ты просто не могла этого сделать: ты самый добрый человек, которого я знаю. Ты чувствуешь чужую боль, даже боль пауков. Когда ты их видишь, ты пытаешься раздавить их и стараешься убедить саму себя, что это всего лишь паук и что все так поступают. Но ты не можешь. Ты берешь стакан и несешь его нежно и осторожно до самого окна. И даже открыв окно, ты не выбрасываешь паука, а аккуратно кладешь на внешнюю сторону подоконника и не отводишь взгляда, пока не убедишься, что он там удержался. И лишь тогда закрываешь окно. Ты не убийца, Елена. Я знаю тебя и уверен в этом.
— Нет, — не соглашается она.
— Что «нет»?
— Персонал… Все, работающие на фирме.
— И что с ними?
— Они ненавидят меня. Елена Сёдерберг — отвратительная стерва, которую все боятся. Я не та, кем ты меня считаешь.
Йоахим улыбается.
— У людей так же, как и у цветов…
Она больше не в состоянии разговаривать, ей хочется спать, она хочет заткнуть себе уши.
— Выслушай меня, Елена, — настаивает он, хватая ее за руки и заставляя слушать себя. — Человек должен найти такое место, где он мог бы пустить корни, и он должен жить с теми людьми, которые лучше всего к нему относятся, — шепчет он ей в самое ухо.
— Нет. — Она уже плачет.
— Да, — не сдается Йоахим, мягко повторяя, словно это его новый вариант «Отче наш». — Человек должен найти такое место, где он мог бы пустить корни, и он должен находиться с теми людьми, которые лучше всего к нему относятся.
Елена чувствует прикосновение его руки, слышит его слова. Такое впечатление, будто он и сам был подлецом до того, как встретил ее.
— Сами по себе мы ничто, и лишь встречаясь с другими людьми, мы начинаем что-то собой представлять, — убеждает ее Йоахим, утверждая, что такое происходит во всех жизненных процессах.
И он пускается в пространные объяснения, что сам по себе глицерин вреден не более чем спирт, используемый даже для приготовления пищи, но если его соединить с азотной кислотой, то он превращается в динамит. Он рассказывает и при этом произносит «бах!», словно она не понимает, что такое динамит.