– Нельзя жить в этой стране и не быть православной, Аликс. Здесь души у людей иные.
Аликс вспоминала виденных ею в Санкт-Петербурге и Москве людей и не понимала, какие другие души увидела Элла. Те же сплетни, та же зависть, такая же пустая болтовня.
В Москве ей категорически не нравился постоянный колокольный звон, особенно по праздникам, шествия с толстыми священниками в богатых одеждах со странными знаменами, называемыми хоругвями, богомольные старушки, крестившиеся на кресты всех церквей, раздражала непонятная речь, похожая на тарабарщину, пришлись не по нутру многие обычаи – встречать хлебом и солью, пить чарку, то и дело кланяться…
– Почему нужно отламывать кусок непонятно кем испеченного хлеба и макать в соль?
– Это обычай, – смеялась Элла. – Привыкай, если будешь женой Ники, придется принимать.
Аликс очень хотела стать женой Ники, она влюбилась в наследника престола с первой минуты, он мягок, умен, сдержан, хорош собой… Он прекрасный кандидат в мужья.
Ники, но не его страна. Да, Россия сказочно богата, но императорская семья там словно бутафорские куклы на сцене – каждый шаг обсуждается, осуждается, критикуется. Это с одной стороны, с другой – слепое поклонение словно божкам (азиаты, что с них взять! – объяснил кузен в Лондоне). И это поклонение обязывало соответствовать – императору и императрице быть государем-батюшкой и государыней-матушкой.
Подданные готовы носить на руках своих царей, но Аликс вовсе не желала, чтобы ее носила эта толпа, галдящая на непонятном языке!
Представить, что ей придется «являть милость» чужому народу, и вовсе невозможно. Никакие сказочные богатства страны не могли заставить ее превратиться в расписную куклу на троне.
Встреча с Аликс всколыхнула прежние чувства, оказалось, что Ники не забыл ничего, что писал принцессе в предыдущие годы, и хотя на браке больше не настаивал, в его дневнике появилась запись, которой ни Аликс, ни Матильда, доведись им прочитать, не обрадовались бы:
«Два одинаковых чувства, две любви одновременно совместились в душе. Теперь уже пошел четвертый год, как я люблю Аликс Г. и постоянно лелею мысль, если Бог даст, на ней когда-нибудь жениться… А с лагеря 1890-го и по сие время я страстно полюбил (платонически) маленькую К. Удивительная вещь наше сердце. Вместе с тем я не перестаю думать об Аликс, право, можно заключить после этого, что я страшно влюбчив…»
Лукавил сам с собой Ники, не бывает страстной платонической любви, да и не был он влюбчивым, напротив, был однолюбом. Просто в то время сердце оказалось «на перепутье».