Наш дом в Черехино стоял непривычно темен и тих. Я знал, что скелетина, находясь в доме одна, всегда оставляла зажженными лампы в холле первого и второго этажа в надежде, что тени высоких и новых стен не украдут ее у отца. Трусиха. Сейчас же в окнах было темно. Свет горел лишь на кухне.
— Уже вернулся? — отчим встретил меня приветливо, помешивая деревянной лопаткой ужин, который готовил на плите. Я всегда удивлялся, как легко матери удавалось руководить мужем. А впрочем, кажется, он сам был не против. Кто их знает. Но именно с появлением Бати в наш с матерью дом пришел уют и ощущение полной семьи. Становясь старше, я все больше хотел свободы, но все еще нуждался в этом чувстве домашнего очага. — Поздно ты.
Я бросил сумку у стены, сел на стул и вытянул ноги перед собой. Взяв со стола хлеб, рванул зубами корку. Молча прожевал и только после ответил.
— Да как всегда. Школа, тренировка. Потом потусили с ребятами в городе. Нормально все, Батя. Что готовишь?
— Картошку жарю, тебе как? Сойдет? Нет настроения что-то выдумывать. В холодильнике есть сыр, ветчина. Обойдемся простым сегодня.
— Вполне. Пахнет аппетитно.
Да, отчим умел готовить, а я был голоден, как зверь. И как всегда, когда думал о голоде, вспомнил скелетину. Мне вдруг отчаянно захотелось увидеть ее, даже зная, что она не спустится вниз. Только если мать к ужину позовет.
— Кстати, Батя, где наш директор? Спит? Снова хлебозавод в шеренгу строила?
— Нет. В торговый центр уехала, скоро вернется.
— Одна? — не сказать чтобы я удивился, но это было за рамками правил. Мать не любила одиночества, так же как я. — Что-то на нее не похоже, — заметил лениво, — да и на тебя тоже. Батя, не темни.
Отчим поспешно отвернулся, отошел от плиты к столу, чтобы нашинковать лук. Застучал ножом по доске.
— Нет, не одна, с Настей.
— А-а, — это уже было интересней.
— За платьем уехали. У вас в школе вроде как праздник намечается, вот Галя и решила…
— Ясно.
— Стас, — голос отчима остановил меня уже на пороге кухни. — Надеюсь, ты не против?
Черт! И почему такое виноватое лицо? Он же о своей дочери говорит! Смешно. Кто как не он должен заботиться о ее шмотках.
— О чем ты? — а впрочем, это не было моим делом. Насколько это было нужным ему, я понял, едва увидел Эльфа впервые.
Но отчим уже отвернулся. Отошел к умывальнику, включил воду, споласкивая нож.
— Не важно. Иди, Стас, мой руки и приходи, вместе подождем наших женщин.
Не знаю, понял ли он сам, что сейчас сказал, но мы вдруг подняли головы и встретились острыми взглядами.
Да, мне следовало помыть руки, отчим был прав. И не только руки. Я хотел под горячий, обжигающий тело душ, чтобы смыть с себя грязь, что почти душила. Подруга Рыжего облизала мне всю шею, и не только шею, в пылу умело наигранной страсти, — я до омерзения был сам себе противен.