— Все.
— Тогда до вечера.
— Постой, Фрол…
Но отключенный телефон вместе с рукой уже нырнул под подушку, и я вновь попытался уснуть. Тщетно. Пролежав без движения минут пять, сдавшись, отбросил одеяло прочь. Если Саня рассчитывал меня разбудить — у него получилось.
Я знал, что скелетина в своей комнате, наверняка нянчится с ногой или сидит в кресле в обнимку с книгой, и спустился в кухню в одних боксерах, босиком, как любил расхаживать по дому всегда до ее приезда и замечания матери. Увидев на кухне отчима, поздоровался, и только после того, как налил себе кофе и сел за стол, сообразил, что так и не услышал ответ.
— Привет, Батя. Чего один? Где наш директор? Что, снова без тебя умчала в магазин?
Я спросил это достаточно громко, чтобы быть услышанным, но отчим продолжал хмуро смотреть в окно, сунув руки в карманы брюк, кажется, заблудившись в собственных мыслях. Сообразив, что вряд ли получу от него ответ — отвернулся. Иногда на Матвеева находил вот такой необъяснимый логике ступор. В такие моменты ни я, ни мать старались не трогать его. Я часто замечал, что он не слышит нас, но ему всегда удавалось вовремя очнуться. Только однажды он ушел из дому без вещей, в чем был, чтобы через несколько дней вернуться пьяным и грязным — мать простила, а остальное меня не касалось.
— Ладно, проехали, — я включил телек, бросив рядом пульт. Отвел от отчима косой взгляд. — Не маленькая, сама отыщется. Надеюсь, на работе ничего не случилось и итальянцы живы-здоровы, иначе ты бы точно знал.
Еще теплый обед для сына директор оставила на плите, но аппетита на рыбу не было. Вместо нее я прикончил три бутерброда с ветчиной и выпил две чашки кофе, заканчивая поздний завтрак, прежде чем отчим наконец отозвался. Заметил мое присутствие, тяжело опустившись на стул, положив на колени сжатые в кулаки ладони крепкого еще мужчины, уставившись в меня пустым взглядом. Своим неожиданным признанием заставив горячий глоток кофе колючим комком войти в горло.
— Если бы я мог точно знать. Если бы мог предвидеть, она бы сейчас была со мной. Иногда мне кажется: я ненавижу ее за то, что ушла. Так далеко, не оставив даже надежды. Не оставив ничего.
— Кто, мать?.. Батя, ты чего?
— Нет, Аня. Моя Аня. Была рядом и вдруг ее не стало. Мелькнула вспышкой, как будто и не была моей никогда.
— А-а, — я отер рот, отставляя чашку. Ответил отчиму осторожным взглядом — я почти ничего не знал о его прошлой жизни. До этого момента он никогда не искал откровенности.
— Тогда я думал, много раз думал — сразу после аварии и потом — что если бы у меня был выбор, если бы смерть дала мне право выбрать между женой и дочерью — я бы выбрал Аню. Мою синеглазую девочку. Вместе мы смогли бы все забыть. Мы могли еще быть счастливы столько лет, могли бы иметь детей… Каждый раз, когда я об этом думал, когда понимал, что ее больше нет, той жизни рядом с ней нет, воспоминания сжигали меня. Я бежал от них всю жизнь, пытался забыть, и вот они снова со мной. Здесь.