В этой гостиной хоккеисты перед матчами держали военный совет. Те, кто сидел здесь до их прихода, спешили убраться от ватаги здоровенных парней, громко разговаривающих на русском языке, Гостиная становилась местом собрания самого что ни на есть советского, с докладчиком, председателем, прениями, выкриками с мест: «Ясно!», традиционным: «У кого есть вопросы?» Тренеры за столиком: президиум. Ватагин по праву капитана сидел отдельно, лицом к команде.
Он вошел последним и грузно опустился в кресло, так что оно пискнуло и дернулось в сторону. Ватагин увидел перед собой длинный ряд черных ботинок и над ним линию пестрых носков. Заставил себя поднять отяжелевшие глаза. Как обычно, ребята перешептывались, озорничали, толкались локтями. Прямо против него, на диване, рядом — Молчков и Нечаев. Сейчас тренер объявит состав без Ватагина, и в комнате станет очень тихо.
Однако началось не с состава. Трудную минуту оттягивали. Это было еще хуже.
Тренер повел свою обычную речь. Разбирал достоинства и слабые места противника, указывал, как к ним применяться, то и дело серьезно провозглашал прописные истины, вроде того, что надо быть внимательным, чаще обстреливать ворота, нападающим помнить об обороне, защитникам поддерживать атаку. Но мастера слушали эти истины. Считанные часы до выхода на лед, а кто поручится за исход матча? Они могут смеяться, небрежно листать журнальчик с портретами знаменитостей экрана, жевать резинку, болтать о чепухе, но сердца тяжелеют, дыхание укорачивается, они во власти тревоги. Пусть монотонная и скучноватая, сто раз слышанная, проповедь тренера в эти минуты им необходима. Она своей привычной будничностью убеждает, что ничто сверхъестественное их не ждет, все будет так, как бывало. С небес отвлеченного волнения они снижаются на лед хоккейного поля.
До Ватагина слова не доходили. Все это уже не для него.
Вот он, звонок. Теперь оправдания побоку. О нем, железном Иване Ватагине, побеспокоились: «Отдохни». Чутко и деликатно: не придерешься. На его глазах все ровесники сложили клюшки. Выражал сочувствие, пировал на проводах. Случалось, некоторым, кто припозднился, требовал замены. Настаивал: «В интересах команды». А хоккей тут, оказывается, ни при чем. Что-то обрывается, для чего-то ты становишься не годен…
— Сегодня такой состав, — сказал тренер, и Ватагин услышал. Вдруг мелькнуло: «А может быть, передумает?»
— Нечаев.
Вот она, та самая тишина. Быстрые несмелые взгляды в его сторону. Кажется, Нечаев таращит на него глаза, но Ватагин не хотел встретить его взгляд. Молчков двумя руками поправлял прическу, равнодушием своим желая показать, что ничего другого он и не ждал. Ватагин уставился на тоненькую линеечку его белесого пробора.