туловища, головы, а еще костей и плоти.
То же самое справедливо и для разума. Чтобы справиться со сложностями бытия, он
упрощает сам себя, концентрируясь всегда на чем-то одном.
Депрессия – это что-то вроде квантовой физики мыслей и эмоций. Она обнажает то, что
обычно спрятано.
Депрессия разоблачает человека и все, что ему известно. Выясняется, что мы не только
представляем собой вселенную, но и сами устроены так же сложно.
Депрессия – это что-то вроде квантовой физики мыслей и эмоций. Она
обнажает то, что обычно спрятано.
Возможно, эволюционные психологи правы: мы, люди, эволюционировали слишком
далеко. Цена того, что мы единственные на планете существа, которые всецело понимают
мироздание, высока: только мы способны ощутить всю тьму Вселенной.
Тщетная надежда
Мои родители приехали в аэропорт. Они выглядели одновременно усталыми,
счастливыми и обеспокоенными. Мы обнялись и поехали домой.
Мне было лучше. Действительно лучше. Всех демонов я оставил на Средиземном море
и теперь чувствовал себя нормально. Снотворное и диазепам я все еще принимал, но уже не
нуждался в них. Мне просто нужен был дом. Я хотел, чтобы мама и папа были рядом.
Все еще испытывая некоторое волнение, я чувствовал: мне было лучше. Мне было
лучше.
– Мы так волновались, – повторяла мама одну и ту же мысль в 87-ми вариациях.
Сидевшая на переднем пассажирском сиденье, она обернулась на меня и улыбнулась,
но улыбка ее не была радостной, а к глазам подступали слезы. Я чувствовал груз печали
матери от осознания того, что ее сын не оправдал надежд, а также груз любви и надежды,
которая оказалась тщетной.
Но.
Мне было лучше. Чувствовал я себя изрядно потрепанным, и это было понятно. Самое
главное, что мне правда было лучше. Я все еще мог надеяться дожить до 97 лет, стать
юристом, нейрохирургом, альпинистом или режиссером театра. Жизнь только начиналась.
Начиналась. Начиналась.
Мне нужен был дом. Я хотел, чтобы мама и папа были рядом.
За окном была ночь. Ньюарк был местом, где я вырос и куда всегда возвращался.
Торговый город с населением 40 000 человек. Раньше мне так хотелось вырваться оттуда, а
теперь я вновь приехал сюда, но это не страшно. Я думал о детстве, о счастливых и
несчастных школьных днях, о битве за самооценку. Мне было 24 года. Дорожный указатель
казался знаком судьбы: «Ньюарк 24». Мы знали, что это произойдет. Не хватало лишь моего
имени.
Помню, как мы все ели за кухонным столом и я говорил совсем немного, просто чтобы
16
показать, что я не сумасшедший и не нахожусь в депрессии. У меня все нормально. Я не
сумасшедший и не в депрессии.