— Это ложь, — Пушкин встал, оказавшись совсем немного выше сидящего Волконского. — Будь Инзов царским агентом, вы бы в первую голову подозревали его подчинённого, то бишь меня. Тем более, всем известно, как легко он позволяет мне путешествовать.
Краснокутский пробормотал: «Вот так вот».
Волконский неподвижно сидел, глядя в сторону.
— Вы правы, — наконец, он пошевелился, но на Пушкина так и не посмотрел. — Истинную причину я не могу вам назвать. В своё оправдание скажу, что даже не всем присутствующим здесь, она известна. Вы должны поверить мне, как верят остальные.
— Голова кругом, — Пушкин рухнул в кресло. — Я понимаю, от убийства царя мир станет только лучше… но так легко приговорить к смерти доброго губернатора…
— Он не тот, за кого себя выдаёт, — медленно проговорил Василий Львович. — И выбор, к несчастью, между его жизнью и нашими. Только так, ну.
Вот тебе и чудесный Василий Давыдов, плохой певец и мальчишка в душе, — подумал Француз. — Но чем им не угодил Иван Никитич?
Собравшиеся думали о разном. Илиас Вувис беспокоился за Этерию; Басаргин уже полчаса формулировал фразу, чтобы не показаться смешным; Дубельт и Василий Львович, бывшие людьми мирными, жалели обречённого Инзова и равно с ним Пушкина; Краснокутский, которому, как и Французу, были неизвестны причины готовящегося покушения, ломал над ними голову; Волконский думал о том, что этот Пушкин чересчур молод, но лишних людей сейчас быть не может.
— Вы, — сказал Волконский, — будете сообщать нам все подробности об Инзове. Постарайтесь следить за его перепиской.
— Сергей, — негромко произнёс Краснокутский, — Пушкин — поэт, а не разведчик. Неразумно будет поручить… Pardon, Александр, не собирался вас задеть.
— Давно был нужен близкий к Инзову, — подал голос Дубельт. — А господину Пушкину даже нет нужды искать с Инзовым встреч.
— И всё же…
Дайте же мне, наконец, подумать о Крепове!
Но в это время из прихожей послышались голоса и шаги, и в гостиную ввалились трое весёлых мужчин, раскрасневшихся от смеха и вина, а следом зашёл и встал в дверях маленький круглолицый гусар с густой чёрной щетиной и широким, расплющенным по лицу носом. Ухватившись за косяк, чтобы не упасть, он оглядел комнату мутным взглядом, и неожиданно трезвым голосом сообщил:
— Василий, поскольку мы уже здесь, притворись, что пригласил нас заранее.
— Денис! — крикнули одновременно Василий Львович и Пушкин и кинулись к гусару. Трое других гостей (один из которых оказался, при ближайшем рассмотрении, уже знакомым Заполоньским) шумно разбежались по дому, тряся руки членам «Союза Благодествия» и требуя продолжения начатого где-то в ином месте застолья.