2) Ямщик-шпион завозит нас на станцию. Неучтённые помехи — дождь и, соответственно, другие постояльцы, да ещё и гора всевозможного оружия.
3) Чего хотят турки? Многого, но в первую голову их волнует Зюден: что мы знаем о нём.
4) И где логика? Если есть хоть тень подозрения, что нам известно что-то о Зюдене — нас достаточно убить. Желают знать, что мы уже успели доложить в Коллегию? А зачем, если Зюден сейчас уходит? То есть -
5) Или Зюден остаётся по эту сторону границы на свой страх и риск, или…
6) Турки сами хотели бы знать, кто такой Зюден.
7) Бл…
Глаза слезились от близкого огня. Ямщик проносил головню перед лицами
пленников.
— Послушай, — голос Раевского был едва слышим, — Пушкин… На том свете навряд ли встретимся… Думаю, ты должен узнать, хоть я и не думал, что расскажу это кому-нибудь…
— Заговорил, — ямщик подскочил к Раевскому и поднял щипцы к его глазам. Раевский свесил голову набок и забормотал что-то бессвязное.
— Бредит, не видишь? — сказал Пушкин. (Губы слушались плохо, всё тело будто ватой набили).
— Никто… не должен был… — шелестел Раевский, закатив глаза.
Да ведь он и впрямь бредит.
— Да что вы думали, я смерти боюсь?! — заорал вдруг Волошин. — Мне сорок лет! Я в прошлую холеру всех родных похоронил! Что, думали, страшно мне?!
— Строго секретно…
Какая странная вещь — человеческое сознание. Под пытками он молчит, а в бреду первый разговорился…
— Убей остальных, — удовлетворённо сказал Исилай. То есть, конечно, сказал он это по-турецки, но догадаться было нетрудно.
— Давно готовились… уже несколько лет… — изо рта А.Р. свисала красная ниточка.
Ямщик бросил щипцы, вынул нож и занёс его над горлом Француза.
Странным образом почти все звуки исчезли. Только флейта с полей высвистывала переливы «дойны».
Под её нервное и торжественное пение время замедлилось; пылинки, носящиеся в золотых лучах, зависли на месте; нож ямщика неспешно близился к шее Александра; и тогда вдруг в вязком, точно студень, воздухе, взорвались окна, из сеней, медленно переворачиваясь, вылетела входная дверь; чёрные, состоящие из одних теней в закатном пламени, отовсюду хлынули в комнату люди; Исилай с ямщиком забились, пойманные в паутину траекторий нескольких десятков пуль; фонтанном брызнули глинчнные крынки и чашки на полках; тела гайдука и итальянца в клочья разворотило дробью; сквозь новые отверстия в стенах рванулось солнце, и, прежде чем последняя пуля завершила полёт, и тела турок коснулись пола, вся комната наполнилась алым и золотым, флейта притихла, и, сквозь её удаляющиеся трели иерихонской трубою донёсся новый пронзительный звук — лучший из всех земных и небесных звуков — срывающийся визг Маруси: