– Мне таких слов не говорила, матушка, – слегка, в шутку укорил жену батюшка.
– А я делала и продолжаю делать, – парировала та. – Какие могут быть слова, если есть дела?
– Вот я и предлагаю, господа, тост, – бывший начальник полиции полковник Скворцов поднял бокал, встав из-за стола, произнёс проникновенно, с чувством: – За наших жен! Именно вокруг них и для них крутится Земля, мужчины совершают подвиги, чтобы только заслужить благосклонность наших дам. Но и они, жёны наши, матери наших детей, готовы ради нас на всё. Лизонька, – обратился уже к молодой, – успехи мужа по службе, в жизни – это в первую очередь заслуга жены, любимой женщины. Только женщина способна поднять мужчину на высоту либо опустить в грязь. Имейте в виду. За наших дам, господа! Мужчины, пьём стоя!
Хорошая свадьба, нешумная, скромная, но Макар Егорович доволен. Сын пристроен, с невесткой несколько раз говорил: правильно видит ситуацию, на Степана влюбленно смотрит. И слава Богу!
Живут молодые в Борках, в отцовском доме. Сын целый день с Николаем Павловичем вникает в дела, мотается то на ток, то на винокурню, вроде как остепенился.
В семье наступил некий покой, умиротворение, да и в делах худо-бедно есть движение, не всегда, может быть, такое как хотелось бы, но однако… А вот на душе полного покоя нет, как бы ни старался Макар Егорович оптимистично смотреть вперёд, на перспективу.
Вон ополчился мир на молодое государство, лезут, неспросясь. И между своими нет взаимопонимания. Генералы собирают войска, стараются свергнуть большевиков. Им на помощь якобы спешат иностранные армии. Как вести дела в такое неспокойное время?
Сразу после свадьбы сына был по делам в губернии, зашёл перекусить в ресторан к Гольдману. Ещё заказ не принесли, как за столик к Щербичу подсел старый знакомец – владелец двух магазинов мануфактуры Алексей Сергеевич Щёлоков. Но Макар Егорович сразу же был неприятно удивлён его внешним видом: не брит, одежда хотя и дорогая, но не стиранная, лоснящаяся.
– Какими судьбами, Макарушка? Рад, рад тебя видеть, – однако от Алексея не исходило той уверенности в себе, того веселья, оптимизма, радостной, широкой улыбки не было на его посеревшем лице.
Это не осталось незамеченным, и Макар Егорович не преминул тут же поинтересоваться.
– Что с тобой, Алексей Сергеевич? Не узнаю тебя.
Тяжкие, страшные, нехорошие новости поведал товарищ.
– Отчего радоваться, Макарушка? – даже голос Щёлокова, доселе звонкий, громкий, чистый звучал как реквием. – Чему радоваться? Знаешь, кто пред тобой сидит? Ну? Скажи, скажи, не ленись, что я представляю из себя? Жалкое ничтожество, да?