— Что и говорить, — строго сказал сторож.
Санитары, тяжело вздохнув, подняли носилки и пошли дальше. В темноте по незнакомым улицам госпиталь Красного Креста нашли не сразу. Здесь сторож оказался более юрким:
— Госпиталь абсолютно переполнен, — решительно заявил он.
Эти слова так подействовали на санитаров, что они попятились назад. Но Егоров подступил к сторожу:
— Как же так! Для капитана Резанова и места нет!
— У нас енералов еще ни одного и не ранило, а все штабс-капитанов да капитанов… — проговорил сторож.
— Дай-кось я сам посмотрю, какая это такая абсолютна, что госпиталь заняла.
— Не велено пущать. А про абсолютну так все врачи и сестры говорят. Им видней, они там в палатах.
— Пусть они и скажут. Разве не видишь, и я раненый. У меня осколок в руке сидит, да такой, что ее наш здоровенный фельдшер не мог вытащить.
Сторож преградил путь к крыльцу. Но Егоров отстранил его, поднялся по ступенькам и отворил дверь. В огромном помещении не только на койках, но и на полу рядами лежали раненые, обмотанные марлей. Егоров попятился:
— Вот она где, сила-то наша, — прошептал он.
— Куда вы? Кто вам позволил?
Перед Егоровым стояла высокая, стройная, красивая женщина в сером платье с белым фартуком.
— Я, сестрица, — потупив голову, сказал Егоров. — Я не за себя. Там на дворе наш герой — комендант форта.
— Не за себя, говоришь? Но ты же ранен?
— Осколок сидит. Это правильно. Наш фельдшер рвал, но ничего не…
— Какого форта комендант-то?
— Второго, их высокоблагородие капитан Резанов.
— Ах, боже мой, как много стало героев… Скажи, ты там с артиллеристом полевой, батареи не встречался? Подковин его фамилия.
— Подковин? Слыхал. Но это не из полевой батареи, а телефонист на Волчьей Мортирной. Мы с ним раз по дороге шли и разговорились.
— Боже мой, неужели однофамилец? А из полевой артиллерии в крепостную могут переводить?
— Такого дела не знаю. Но это он. Беспременно. Под стать вам. Право слово. Такой на вид простой, канонир, ни одной лычки, а грамотный и рассудительный. — Егоров решил польстить сестре, лишь бы скорее добиться приема Резанова в госпиталь.
Сестра милосердия придвинулась к Егорову и взяла его одной рукой за правый рукав, заглядывая ему в глаза. Взгляд Егорова внушал ей полное доверие. А он, осмелев, говорил:
— Это беспременно был он. Ей-богу, он под стать вам. Сам высокий, плечистый, лоб большой, стоит прямо, а глаза серые, темноватые. Герой. Все так о нем и говорят. У него, пожалуй, оспа была.
— Он! — воскликнула сестра.
— Ясно он… ваш братец, — улыбаясь говорил Егоров. — Не беспокойтесь, ваше благородие. Подковин жив и цел. Такие не пропадут. Скользят по ним пули.