Вот оно - шорох тяжелых шагов, позвякивание амуниции и оружия - армейская колонна, пусть и не бывавшая на фронтах и в боях. Михайловское артиллерийское училище.
Колонна вывернула из-за угла. Следующий впереди всадник-офицер, повернулся неразборчиво скомандовал "шир-рре шаг!". Спешат! Ну, нам тоже невтерпеж.
Шагают по три в ряд, тусклая щетина штыков покачивается за спинами, размеренно, в ногу бухают сапоги, полощутся длинные полы шинелей. Не особо многочисленна юнкерская рота, да и "штыки" в ней вовсе не гвардейского роста и выправки, частью и вообще маломерки. Но в хвосте колонны тарахтит колесиками пара "максимов". Засядут у моста и беги потом на пулеметы - небось, не дрогнет рука у пулеметчиков. Разве ж они нас за людей считают? Белая кость, она насквозь белая, сахарная, дворянская.
Борька помнил, что и сам наполовину дворянин, да и Андрей точно так же - мать у инженера из тверских дворян. Но это ж иное дело! Есть и сознательные трудовые люди в бывшем благородном сословии.
Бах-грох, бах-грох, стучали каблуки сапог контрреволюции. Уже почти под окнами - вон, кругляши фуражек, макушками изнутри продавленные, одна дергается - боится низкорослый юнкерок с ноги сбиться.
Андрей-Лев шепотом выругался, и уже громче попросил:
- Давайте все ж не всех, а?
- Как договорились, - откликнулся Гаолян. - Пли, ребята!
Борька швырнул в шеренги свою бомбу, краем глаза отметил, что Андрей-Лев запустил свой снаряд чересчур далеко от головных юнкеров, почти под брюхо командирской лошади. Эх, пропадет граната почти попусту...
- Ай, это что?! - ойкнул кто-то в середине взвода, крепко схлопотав Борькиной бомбой по загривку.
Вскинулись десятки бледных пятен лиц, закрутились, ища взглядами, что и откуда на них падает.
- Граната! - с опозданием взвизгнул кто-то.
Борька плюнул в окно и нажал спуск пулемета...
Первые строчки пуль погасли в хлопках разрывов бомб - рвануло почти одновременно. Осколок расшиб переплет рамы над головой Борьки, да только юному стрелку было плевать во всех смыслах. Дрожал пулемет в руках, полосовал товарищ Сальков улицу, косил мечущиеся, падающие фигуры, расстреливал мировую империалистическую несправедливость, и заливала сердце волна восторга и чувства всесильной справедливости.
Второй магазин, и длинными, длинными!
Боль Борька почувствовал с опозданием - раскалившиеся подстволье обожгло левую ладонь. Вот дурень, перчатки забыл надеть. А, плевать!
...Щелкнул, занимая место опустевшего, свежий магазин. Обожженный пальцы дернули затвор. Ага, поразбежались?! Нате еще!
На лежащих мертвых и раненых, боевик Сальков не обращал внимания, полоскал по тем, кто отбежал к стене, сгрудился у парадной. Строчка пуль скосила разом троих, вот покатилась фуражка... Кто-то под домом вскинул винтовку, бахнул в белый свет как в копеечку. Сейчас ты, гад, настреляешься...