— Только что ее уложила, — говорит она.
По крайней мере, сейчас она выглядит лучше, чем в прошлый раз. Цвет лица как будто стал лучше, да и она как-то собраннее. В доме гораздо чище, по углам не валяется всякий мусор, и никаких тебе подонков под дверью.
Я прохожу в спальню, Донна идет следом, и я вижу спящего в кроватке ребенка. Симпатичная малютка. Интересно, кто отец, теперь я и правда хотел бы, чтобы им был ублюдок Ренвик, тогда я бы смог стрясти с балбеса денег. Но нет, им окажется какой-нибудь никчемный донор спермы, вечно безмозглый чувак вроде тех придурков, что околачивались здесь в прошлый раз: наверное, такой же ебарь, как я. Я знаю, что не мне об этом говорить, но я должен что-то сказать, ради блага этой малютки.
— Думаешь, снимаясь в порнухе у Больного, ты подашь хороший пример этой крохе?
— Ты сам снимаешься.
— А что твоя мать об этом думает?
— То же, что и ты, наверное. Но мне нужны деньги.
Я не выдерживаю и выпаливаю ей в ответ:
— У тебя в этом городе складывается ужасная репутация!
— Такая же, как у тебя? — спрашивает она, упираясь рукой в дверной проем. — Думаешь, мне было приятно слышать об этом, пока я росла?
— Но теперь все изменилось! Я изменился!
— Да, потому что у тебя проблемы с сердцем! Бабушка мне все рассказала.
Я делаю шаг в ее сторону, а она стоит и моргает. Я останавливаюсь и оглядываюсь на ребенка.
Она отбрасывает с лица несколько прядей кудрявых волос — жест, знакомый с детства.
— Ты хочешь сказать, что перестал бы трахать всех подряд и завязал бы с порнографией по собственному желанию?
— Может быть… послушай…
— Нет, это ты, блядь, послушай, — говорит она, и ее лицо искажается. — Единственным твоим достоинством всегда было то, что ты не был лицемером. Теперь я даже этого не могу о тебе сказать!
— Ты сказала, что это из-за денег. Я могу дать тебе денег, и тебе, и девочке! — Вытаскиваю несколько купюр. — Это все только для того, чтобы привлечь мое внимание? Что ж, тебе это удалось, — бросаю я, а потом падаю на колени и начинаю ползти по полу в ее сторону. Я поднимаю на нее глаза, словно я ребенок, а она моя мать. — Пожалуйста, не делай этого.
Она выглядит взволнованной, но говорит:
— Поздновато ты спохватился! Тебе всегда было наплевать!
Что тут скажешь? Что я не обращал на нее внимания, пока она была подростком, потому что считал, что она уверена в себе и отлично справляется в одиночку? Но грустная, сука, правда заключалась в том, что я не хотел ставить ее в неловкое положение, совращая ее подружек. Все, что мне остается, — это встать на ноги и обнять ее. Она кажется такой маленькой, совсем как ребенок. Я бросаю взгляд на девочку и вспоминаю, как я впервые увидел Донну в больнице на руках у Вив. Куда, черт возьми, ушли все эти годы?