— А, да… — Ольва вдруг заметно приуныла. — Наиллирис. Ну, значит, попытка номер восемнадцать будет после поездки. Или дети начнут тут понемногу строить без меня…
— Они тоже едут, а Трорина ненадолго призывает его двоюродный дед, король Дантрима.
— Ну хорошо, — еще больше огорчилась она. — В Нолдорин тоже поедем? В Приморский Оплот?
— Нет, — покачал головой Оллантайр. — В этот раз мы минуем Скрытый город и все прочее. Только к Наиллирис.
Королева пожала плечами.
— Тогда потом, да. Отложенное удовольствие не есть упущенное удовольствие. Ведь правда?
Оллантайр собрался ответить, очень серьезно ответить — про удовольствия и упущения, но не успел. На поляну выехал всадник, спешился.
— Дайн, — гонец поклонился, — во дворец прибыло трое двергов из торгового сословия, из тех, которые живут близ людей. Они желали бы видеть королеву Ольву Льюэнь. Говорят, дело исключительной важности. Они доставили тело товарища, погибшего по дороге… погибшего странно… и просят помощи.
— Мы прибудем немедля. — Оллантайр вскочил в седло и поднял Ольву на холку коня впереди себя.
Трорина тем временем почти спустили до земли, чуть прихрамывающего Эйтара вел под локоть к своей мирной кобылке Мэглин, а принц Даниил Анариндил что-то бурно рассказывал Даэмару, страхуя апельсинового дверга.
Дайн Тенистой Пущи толкнул гнедого ногами; конь, взрыв копытами землю и опад, принял с места.
— В твоем мире летали так, чужеземка Ольва? — проговорил король в светлый затылок жены, отогнув пальцами прокопченный дерюжно-кожаный воротник ее комбинезона. — В твоем мире…
Ольва прижалась к мужу спиной, соединившись с ним в ритме галопа.
— Я почти забыла, Оллантайр! Но что-то все же помню… в моем мире летали на самолетах. В Москве есть аэропорты… Шереметьево, Внуково, Домодедово. Садишься в самолет — и…
— Чужеземка Ольва, которая желает летать, — выговорил король, — ты упрямица! Эльфы исповедуют покой и дорожат неспешным течением жизни! — великолепный конь перескочил поваленное дерево. — Никуда не спешат! Эльфы наследуют вечную благодать Чертогов Забвения, в которой их жизнь вечна. У нас нет никаких самолетов… дирижаблей! Впрочем, один из нас всегда хотел наступить на звезды, сколько я помнил его. Твой приятель, Тайтингиль. Твой неугомонный друг.
Показались стены дворца, также причудливо раскинувшегося по Пуще, как и корни древ, — огромного, почти города, и конь перешел на рысь.
— Он и твой друг, — отозвалась Ольва, — друг нашей семьи.
— Я давно не видел его, кстати. Помог ли ему Сотворитель в этой дерзости? Может быть, унес в эту твою… Москву?