Спать здесь, конечно, было нельзя.
Вообще нельзя было спать.
Раньше, смежая веки, он падал в черный покой, нейроны отдыхали. Сейчас и во сне на Мастера Войны наваливались калейдоскопы образов, столь ярких, что иногда он не видел грани между ними и явью. Боль не отпускала даже во время отдыха.
Потерять рассудок было еще страшнее, чем жить в чешуе.
Да, теперь он знал, что такое страх. Понимание страха пришло одновременно с болью.
Мастер Войны дремал вполглаза, ожидая врага. И перебирал воспоминания и обрывки снов.
Беззащитное, хрупкое девичье тельце, тонкие косточки и жилки, просвечивающие под кожей. Он вел когтем — и гладь шла мурашками, тончайшие волоски приподнимались, и внутри незнакомой плоти расцветала дрожь.
«Я спал с ней».
Геяне вкладывали в эти слова иной смысл. Он — впервые в своей жизни, полной смертей и побед, уснул подле кого-то живого, уснул по-настоящему, а не впал в чуткое сторожевое забытье.
Она сидела подле и смотрела, и касалась его совершенно без страха. Его, Воплощенную Смерть. Маленькая женщина чужого народа.
Алина…
Быкоглав с огромным неуклюжим мечом не мог подкрасться бесшумно, и Мастер Войны с наслаждением воткнул шип драконьего хвоста ему прямо в горло, расплескивая фонтан горячих красных брызг, и потом разметал мясные ошметки по стенам.
Маленький горбатый гуманоид, сцепив ручки у груди, внимательно смотрел.
Дракон свернулся на золоте. Странное дело, соприкосновение с этим металлом и правда утишивало яростную пульсацию в сломанном крыле…
Боль, боль, боль отчасти отступала и делалась контролируемой, как сообщения утерянного нынче навигатора. Но наслаждение так и не приходило.
Под утро дракон выметнул длинную шею далеко за контур окна, оглядывая небо. Созвездия были знакомыми. Сдвинутые, словно чуть переложенные на небосводе созвездия планеты Земля, Гея, планеты врагов; такими они могли сделаться на тысячи лет вперед или назад…
Это повергло Мастера в глухую, отчаянную тоску.
Долгие годы ученые и инженеры всех рас бились над телепортом, способным перемещать не только в иное «где», но и в иное «когда». Теперь Мастер Войны понял: бились напрасно. Потому что никакая наука не могла объяснить того, что произошло с ним.
«Магия» — могла. Сила, видимая им как поток нестерпимой яркости, выгибающий пространство. Удивительная мощь, которую в его мирах не знал никто. И лишь Праматерь сказала однажды: «Я видела эльфа. Эльф сделал так — и была магия». Но расспрашивать ее он не смел. Великая Праматерь не любила говорить о том, что не покорялось ей.
«Магия» — сначала черная, как сажа и окалина на воздуходувке геянского крейсера, сила Цемры, а потом багряно-золотая мощь чешуйчатого ящера проволокла его через миры и парсеки, через пространство и время. И зашвырнула туда, откуда он теперь точно не найдет дороги — никуда. Слишком гордый, слишком безрассудный. Слишком желавший быть лучшим — любой ценой. Слишком желавший быть любимым…