Чаран хранил еще следы пашни, а возле дома угадывался большой огород. Мне вспомнились рассказы дедушки Петрована. Федул выращивал картошку, морковь, лук, редьку, огурцы и даже помидоры, горох, бобы, подсолнухи на масло, рожь, пшеницу. Тайга кормила его орехом, черемухой, брусникой, клюквой, смородиной, черной и красной, черникой, голубикой, грибами… Когда-то на чаране можно было увидеть стога сена, суслоны снопов. Вон там, у обрушившейся повети, стоят конные грабли, проржавевшие насквозь.
Дом был обнесен когда-то крепким заплотом из поставленных впритык толстых бревен, забитых в землю. По старинке у нас зовут такие заплоты «чесноком», потому что бревнышки, как дольки чеснока, плотно подогнаны одно к другому. Такие ограды, словно крепостные стены, окружали и государевы остроги, а кержаки только при Советской власти стали заменять их положенными горизонтально на столбы жердями-пряслами.
Возле дома был пригон для скота, от которого мало что сохранилось, кроме древесной трухи да мощных смолевых столбов. Рухнула поветь, где под одной крышей зимовали коровы, овцы, лошади и куры, а заплот стоит только у стен дома, накренившись к траве, и напоминает перебитые темные крылья.
Сам дом скособочился, поник, стоит раскорякой. Крыша была покрыта каменным плиточником, как черепицей, но стропила осели вместе с дряблыми балками, и он сполз к карнизам. Буря-падера повыхлестала стекла окон. А сруб лежит. И долго еще продюжит. Бревнышки-то все на подбор — с бочку толщиной. Да все листвячок. А он будто из железа отлит. Колокольчик нам говорил, что на Дунае и сейчас стоят быки мостов, сделанные из лиственницы еще рабами Рима…
— Здесь и заночуем, — сказал нам командор, хотя до вечера было еще далеко. — Палатку ставить не надо. Вон литовка на стене висит в прирубе, травы накосим под бока.
Я поглядел на небо, которое со всех сторон стали обкладывать тяжелые серые тучи.
— Кошениной можно будет и окошки заткнуть, если занепогодит, добавил Ванюшка. — Ох, не вовремя дождичек-то… Я хочу оставить вас здесь, а сам налегке слетаю на заимку к дедушке Петровану.
— Ничего себе заявочки! — пробурчал недовольно Кольча.
— Я что сказал? — повысил голос командор.
Меня устраивал этот передых вполне.
— Ты что в деревне говорил? — напомнил я Кольче. — Подчиняться командору, как капитану на корабле!
Кольча прикусил язык, понурившись.
— Дедушка Петрован теперь уж извелся там весь, нас дожидаючись, сказал Ванюшка.
Он не первый уж раз заводит этот разговор. Очень тревожит Ванюшку, что, не дождавшись нас к назначенному времени, дедушка забьет тревогу, сообщит через своих охотоведов в Киренск и оттуда вылетит вертолет на поиски пропавшей экспедиции. Мы здорово опаздываем.