Талиб выскользнул из комнаты, не поднимая глаз, прошел по двору в кузницу, которая пустовала уже два года, закрыл дверь за собой и огляделся.
В отверстие под крышей светило солнце. Яркое пятно света лежало на давно остывшем горне, на больших кузнечных клещах, на молоте и молотках, на разных оправках и наборе зубил, на мотках проволоки, которую отец принес перед самой мобилизацией за день или за два дня. Талиб подергал веревку меха, и над горном поднялась стая седого пепла.
И тут неожиданно для себя Талиб заплакал. Тихо, почти беззвучно. Просто у него дрожали губы и текли слезы. Никогда раньше он не плакал так. Он плакал, стоя у горна, и все время тянул веревку меха. Все больше пепла реяло в воздухе, и дышать стало совсем трудно, но Талиб все качал и качал мех, а потом вдруг опустился на корточки между горном и наковальней, в холодную и пыльную тень. Он плакал беззвучно и долго, но тяжесть на сердце не проходила, как это часто бывает, когда прольются слезы. Нет, не проходила.
* * *
Несчастья в семье начались с того дня, когда по приказу царя Николая узбеков стали брать на тыловые работы. Сначала мастера Рахима не взяли в армию. У него с детства болела нога, и он прихрамывал. Недруги отца называли его Саттар-хромой. Правда, таких людей на улице Оружейников было мало, большинство и в глаза и за глаза звали его уста-Саттар, мастер-Саттар.
Врачи посмотрели его на комиссии и сказали: «Негоден».
Отец смеялся: «Зайца спасают четыре сильных ноги, а меня - одна больная».
В тот же день у отца вышла большая ссора со старостой квартала и с полицейским Рахманкулом. Староста вместе с полицейским составляли списки для мобилизации и вписали туда всех, кто был им неугоден, кто взятку дать не мог, кто им родней не приходился. До врачебной комиссии уста-Саттар ничего не говорил старосте квартала: боялся, что люди подумают о нем плохо. Ведь каждый, кто не хочет уезжать, другого подводит. Если нужно от квартала двадцать человек, то двадцать и возьмут. Не одного, так другого.
Но когда русские врачи не взяли уста-Саттара, он пошел к старосте квартала и при всех обозвал его и его друга Рахманкула взяточниками и злодеями.
- Почему ни одного байского сыночка в списках нет? - спрашивал отец. - Почему только бедняки должны ехать в холодную страну? Что, у них кожа толще? Нет, у них кошелек тоньше. Почему за царя Николая должны страдать те, кому царь ничего не давал, а не те, кто у царя в любимых слугах был? На словах все богачи за царя, все войну хвалят, все «ура» кричат, а помогать белому царю воевать с немецким царем Вильгельмом должны бедняки?