Самое же неожиданное было другое — папки, обнаруженные в столе у Бейлиса, в тайнике, оказались не чем иным, как следственным делом, находившимся на столе у Трибоя. Там был и протокол допроса Кошака. Заместитель генерального прокурора Михаил Катышев, узнав об этом, невольно сжал зубы и несколько минут сидел молча с неподвижно застывшим, словно бы отлитым из железа, лицом. Выходит, в группе Трибоя завелись «кроты», которые все выносят наружу, и все, что делается в следственной группе, известно одному из «фигурантов» — господину Бейлису, известно все до мелочей.
Надо было искать «кротов». Катышев положил перед собой лист бумаги, ручкой вывел столбик цифр «1», «2», «3», «4» и так далее, до «20», грустно усмехнулся: печальное это дело — выявлять в собственных рядах предателей.
В оперативно-следственной группе числилось двадцать человек, и деятельность каждого из двадцати следовало проанализировать, каждого обсосать со всех сторон… словно косточку из супа. Катышев в эту минуту не завидовал сам себе.
Хотя нет худа без добра. Одно было хорошо: пристальное внимание Бейлиса к тому, как идет следствие (факт, что у него найдены бумаги, за которые Бейлис выложил не одну сотню тысяч долларов, а может быть, и несколько миллионов), говорит о том, что человек этот виноват.
Остается только это доказать. Конечно, Бейлис не сам брал в руки пистолет. Но, судя по всему, он вложил этот пистолет в другие руки, тем и виноват.
Следом за цифрами Катышев вывел столбиком фамилии. Двадцать человек, входящих в состав следственной группы. Кто же из них предатель, кто «крот», роющий землю для других, — естественно, не бесплатно, ради куска мягкого белого хлеба с икрой, презревший своих товарищей, кто?
Поразмышляв немного над списком, Катышев написал докладную записку Генеральному прокурору России.
Точно такое же сообщение генеральному прокурору поступило и от начальника налоговой полиции — тот тоже понял, что случилось, и был очень обеспокоен происходящим. Бывший чекист, он вообще не любил «кротов». Была бы его воля — каждому бы всадил по пуле в черепушку.
Вельскому было интересно: возьмет ли кто из кремлевской верхушки кого-нибудь из подозреваемых под свою прямую защиту или нет.
До него, при «вечном ИО», «кремлевские горцы» в расследование вмешивались — Вельский это знал, а сейчас притихли.
Иногда в разговоре Вельского аккуратно прощупывали, задавали вопросы, ходили вокруг да около, но все на этом и останавливалось, дальше не заходило. Видимо, те, кто сидел под мышкой у президента, хорошо понимали, что любое вмешательство может стоить головы, поэтому на Вельского поглядывали настороженно, холодно, будто на чужого, не имеющего допуска в их высокие ряды. Никто, ни один человек не просил его открыто не трогать Бейлиса, Лисовского, не искать подходов к Хозяину, к солнцевским и Измайловским. Хотя немые взгляды были более чем красноречивы, а с губ готов был сорваться вопрос, который буквально висел в воздухе, но который никто не произносил вслух.