высвободить руку и убежать, но я стою. Я не соглашаюсь, но она знает,
что я пойду с ней.
– Встреть меня на стоянке где-нибудь в полшестого, хорошо?
Она по-матерински тепло сдавливает мне руку и теперь смотрит на
меня покорно и уязвимо. Я киваю и, наконец, обретаю свободу.
Так как сбежать на велосипеде не получилось, я иду через поля к лесу
и скоро оказываюсь в тени под покровительством деревьев. Дорогу я
знаю, пожалуй, лучше кого бы то ни было. Я иду по таким
малоприметным тропинкам, что только олени знают об их
существовании, и углубляюсь всё дальше и дальше в лес.
Мама скажет, что избавляется от зависимости. Скажет, что она
трезвая (ей нравится слово «трезвый», оно как справка, по которой
отпускаются все прошлые грехи). Но, на самом деле, она страдает от
алкозависимости.
Я не помню того времени, когда это ещё не было её главной
характеристикой.
Моё несчастье в том, что я её единственный ребёнок, поэтому, когда
она решает примкнуть к рядам порядочных матерей, она направляют
всю свою неконтролируемую энергию на меня. От этого остались
неприятные детские воспоминания. Например, на мой двенадцатый день
рождения она испекла пирожные брауни и украсила их сорняками, в
результате чего у моих друзей либо были галлюцинации, либо они
серьёзно отравились.
Или, когда мне было девять, она повезла нас с Лорель и Паули в город
смотреть кино, но она про нас забыла, и мы полночи искали её машину.
Автомобиль мы нашли во дворе какого-то бара, а мама на заднем
сиденье занималась любовью с незнакомым типом.
Моё самое неприятное воспоминание, тем не менее, случилось, когда
от нас ушёл папа. Мне было шесть, и Анника колебалась между
депрессией, запоями и периодами угрызений совести, когда ей надо
было убедиться, что со мной всё в порядке. Я в то время ходил в школу в
Уолдорфе, потому что в деревне школу ещё не открыли. Однажды она
появилась в школе рано утром, чтобы меня забрать по какой-то причине,
которую я уже не помню. Но она была пьяна, или под наркотой, или ещё
под чем-то, и, после того, как она, запинаясь, зашла за мной в класс,
учитель отказался нас отпускать, потому что она явно была не в
состоянии вести машину. Так что Анника выдала тантру ярости на
глазах у детей, которые рисовали пальцами на бумаге, и я стоял там с
голубой краской на пальцах и смотрел, как надрывается мама, пока не