приехала полиция и не отвезла нас на заднем сиденье служебной
машины в деревню.
Каждый раз, когда я вижу полицейский автомобиль, я думаю о маме,
о том ужасном дне и моём наполовину законченном подсолнухе,
который я рисовал пальцами, на фоне небесно-голубого неба. Хотел бы я
сохранить тот рисунок, чтобы сжечь.
После возвращения из реабилитационного центра она изменилась
так, что меня это скорее беспокоит, чем успокаивает. Она теперь верит в
высшие силы, делает всё постепенно и посвящает себя Господу-с-
большой-буквы-Г. Даже Махеш не осмеливается с ней спорить.
Я думаю, что женщина вроде Анники, которую воспитали
университетские профессора из Гейдельберга в духе господства науки и
литературы, научили подвергать всё сомнению и ставить учение
превыше всего – это пример бунтаря. Бунт сначала проявлялся в жизни в
Садхане, а теперь – в обращении восстания в то, что нельзя ни доказать,
ни опровергнуть.
Вера.
Я хотел бы верить в неё хоть чуть-чуть, но не могу.
Я не знаю, как давно погрузился в медитацию, следуя по оленьим
тропам, но я вздрагиваю, когда вижу, что неосознанно вернулся на
опушку леса, с которой виден дом Николь. Сейчас там нет
припаркованных машин, но я вижу её на улице, она носит доски через
двор в старый сад и на огород.
Я прижимаюсь к стволу дерева, вдыхаю слабый затхлый запах
подгнившей листвы и наблюдаю.
Я не знаю, зачем подсматриваю, но неприятные ощущения от сна,
которые преследовали меня, начали таять, и она снова стала реальным
человеком, с руками в рабочих перчатках, тыльной стороной которых
изредка убирает со лба пот. После перерыва она снова идёт с той же едва
уловимой элегантностью, которую я заметил при первой встрече.
Я вижу, что, по крайней мере, в том, как она ставит одну доску на
другую, сооружая клумбу, она чем-то похожа на меня. Мы оба что-то
строим. Она не боится ни тяжёлого труда, ни пота, ни грязи.
Было бы неправильно стоять тут и смотреть, словно хищник
высматривает добычу, пока она в одиночестве занимается своими
делами. Я должен либо пойти к ней и предложить чем-нибудь помочь в
том, что она делает, либо уйти.
Так что я разворачиваюсь и направляюсь обратно в лес,
сопротивляясь притяжению, которое создаёт её присутствие.
Я выбираю одиночество, потому что так безопаснее.
* * *
В город мы едем на старом Мерседесе, кожаный салон которого
пробуждает одно из самых ярких моих детских воспоминаний. Мама